Привет, Галарно! - Жак Годбу

Сегодня солнце жарит еще сильнее, чем вчера. На нем испечься можно. Сам не понимаю, как я мог так долго не писать. В смысле я и раньше, конечно, сочинял стихи, но это было как бы само собой. Я все ждал, пока придет вдохновение. Иногда на это уходило три недели, это было вроде охоты из лука... Исписывать тетради — дело иное. Распахнутые, они лежат у меня за плитой или аккуратно свернуты в кармане пиджака, а еще высятся стопкой на телевизоре, их можно найти и в туалете, и на чердаке. Мои тетради идут за мной по пятам, настигают меня, требуют моего участия. Каждому нужно вести дневник: обязательное образование должно завершиться обязательным сочинительством, тогда было бы меньше та и жестокости, — ведь все бы сидели, уткнувшись носом в тетрадь. Впрочем, может быть, это то, что называется непрерывным образованием, образованием в стиле химической завивки «перманент», как будто бы люди итак не посвящают свою жизнь самообразованию, своей внешности или поглощению того, что под руку попадется.

По радио поет Жиль Виньо[37]. У него как будто бы сердце застряло в горле, от этого — особый голос. Папа-то пел получше его, он тоже, как говорится, болел за страну, как у меня порой болит живот. В таких случаях положено принимать «Эно'с Фрут Солт», но я не перевариваю англичан и священников, поэтому сосу конфетки «Тамс», и боль проходит. А если нет, тогда остается засунуть два пальца в рот, чтобы вырвало, как с крыльца таверны прямо в снег.

Они, наверное, все предусмотрели: как только я родился, им уже было известно, что я свалюсь в какую-нибудь дыру, так и не попросив того, что мне причитается, ни требуя ни радости, ни места под солнцем. Я не из тех, кто может пригвоздить птицу к стволу клена. Однако у меня есть одно безумное желание. Мой брат Жак состоялся: он знает, как их развлечь. Мой брат Артур тоже состоялся: милосердие он превратил в выгодную экономическую систему. Ну и я тоже состоялся: вот я стою на обочине дороги, готовый вес силы отдать, чтобы накормить тех, кто снизойдет и остановится. Я повар этой местности, их верный слуга. Но, если честно, это начинает меня утомлять. Конечно, если бы я заколачивал деньги, я бы мог купить себе машину, на которой бы убил время или нескольких прохожих, но, когда кончается бензин, что остается в итоге? Пустота. Ты опять заливаешь бак: «Мне бензин «Экстра», пожалуйста». Всю жизнь ты заливаешь бак, который в итоге оказывается пустым. Когда-нибудь тебе захочется пойти пешком, а когда ты на своем ходу, ты можешь и взбрыкнуть, бросить свои колеса на краю дороги, лечь в засеянное пыреем поле, лицом к небу, и думать: больше всего заслуживает пинка под зад тот, кто меня зачал.

В смысле мне интереснее жить сегодня, а не в прошлом. Я думаю, что нет ничего краше облицованной плиткой до потолка желтой ванной с оранжевой занавеской, унитаза «Крэйн», биде «Ла Руаяль», раковины «Империаль» с тремя хромированными кранами, напольной ванны, подобной бассейну в каком-нибудь мотеле, лиловых махровых полотенец, густых как куриные перья, медных подсвечников, незаметных штепселей для электробритвы, ультрафиолетовых ламп для загара и согревания ног. Нет ничего краше, чем ванная комната в шикарном доме на шикарной улице. Только поди вес это оплати, а потом, что меня больше всего напрягает, так это как ее все время содержать в чистоте. Ты ходишь по кругу, парень, по часовой стрелке. Ты стареешь, ты загниваешь, ты... дерьмо!

—Франсуа, иди сюда, раздень меня.

—Я занят, я пишу.

—Франсуа, тебя два раза просить надо?

—Ты уже попросила.

—Ты что, сегодня не идешь в свою закусочную?

—Сейчас, Мариза, сейчас.

—Ну и долго ты так будешь сидеть?

—Мне нужно разобраться. Знаешь, до меня только что дошло, что я — жертва войны, странной войны, которая началась без нашего спроса, как во Вьетнаме. Генерал Мотор посоветовался с генералом Электриком, и вместе они решили: «Мы подчиним себе Америку. Но перед большим броском поставим опыт: социологи подберут для нас среднестатистического гражданина и создадут его социально-психологический портрет». И вот эти самые социологи отправились на поиски, проехали через Нью-Джерси, Миссисипи, Вайоминг, Арканзас, Луизиану, Делавэр, Квебек, Юкон. И составили отчет. Как не доверять социологам, подающим отчет, упакованный в две обложки из цветного картона? К этому моменту им уже заплатили деньги, понимаешь? Они посмотрели статистику и нашли среднестатистического гражданина, того самого, который был рекомендован для проведения тестов: это наш современник Франсуа Галарно, которому не придет в голову смыться куда-нибудь в Аппалачи. Однажды вечером, когда он спал рядом со своей женой и ему снился Барбадос, который он видел накануне по телевизору в фильме с участием Эстер Вильямс[38], это старый цветной фильм, и к тому же нр.шлоподобный, — к его голове подключили электроды. Эксперимент длится уже несколько месяцев, они уже вот-вот сформулируют необходимые им выводы, они предполагают масштабные работы, они повернут вспять воды Великих рек, чтобы заменить их, к примеру, кока-колой, И она потечет по руслу рек в Сорель, в Сен-Жан-Мор-Жоли, в Ривьер-дю-Лу[39], и купающиеся в ней дети станут сахарными.

—Франсуа, я что-то не понимаю. Ты что, меня не любишь?

—И смотри, чем кончится: эти социологи одного не предусмотрели, потому что они не способны к предвидению. Они в состоянии утверждать лишь то, что тебе и так известно, — так вот, они не предусмотрели, что их подопытный кролик может взбунтоваться.

—Франсуа, зачем ты так?

—Потому что я только что раскрыл их план, а они этого не знают. У меня интуиция. Интуиция — это опасная штука, она хуже напалма, она прожигает все внутри и достигает электродов, которые они подключают к душе...

—Если так будет и дальше, я соберусь и уеду в город.

—Вот-вот. И они о том же. Когда я останусь один, они постараются меня прижать. Им все известно.

—Я попрошу Жака, чтобы он с тобой поговорил. Я сейчас же ему позвоню.

—Не стоит. Я больше не буду об этом. Иди сюда, я тебя раздену.

Мариза — девушка простая, здоровая, она должна была бы меня понять. Но не хочет. Я просто не знаю, с кем поговорить. Я знаю, что она думает: у Франсуа крыша поехала, если так будет продолжаться, его придется лечить. А я замолкну. В любом случае у меня нет мании преследования, а у Маризы — денег на мое лечение. А потом, клиника, которая необходима Франсуа Галарно, еще не открыта. Это будет маленькая белая больничка, с ворсистым мягким полом в коридорах, коврами на потолке и круглыми палатами из красного пластика. Врача как такового там не будет, а вместо него — в основном незрячие садовники. Это для того, чтобы разгуливать голышом. Медсестры — все красавицы с благоухающими лавандой телами под бумажными халатами, которые можно разорвать в любую минуту... Гигантский клинический бордель с залами, где дают обещания, и комнатами для молитв, солнечным погребом и винным чердаком. Музыка там будет запрещена, поскольку она всегда прерывается рекламными слоганами, зато у каждого будет по лошади и два йо-йо[40], плиц — в будни, другой, без веревки — в субботу. Я думаю, что кухня не потребуется: время, которое уходит на приготовление пищи, выброшено впустую, мы позвоним в ресторан «Вито» и закажем пиццу, или в «Сент-Юбер-Барбекю», вот так вот...