По обе линии фронта - Александр Марков

— А я ездил с людьми, которые эту стрелку спидометра на бок кладут.

— На гонках?

— Нет. По дороге.

— Куда только ваша полиция смотрит?

— В карман.

— Мне что тоже надо стрелку на бок положить? — спросил Игорь.

— А ты сможешь?

— А надо?

— 200 в час надо ехать, но недолго.

Восемьдесят километров для Игоря оказалось пределом возможностей. Сергей понял это и перестал его подгонять.

Салон они со всех сторон обложили бронежилетами. Делается это следующим образом — открывается окно, в щель просовывается жилет, застегивается, а потом окно поднимается, получается, что бронежилет надет на стекло. Бронежилеты положили возле дверей, Игорь всегда возил с собой парочку, но со всех сторон все равно не закрылись от возможного обстрела, так что в дело пошла и сумка с аппаратурой. Везли ее не в багажнике, а тоже в салоне. Вообще-то пуля из Калашникова рельс пробивает. Борт машины она прошьет, как картонку, но может какой-нибудь из аккумуляторов к камере ее и остановит. Точно так же, когда по морям и океанам ходили парусники, а не бронированные монстры, моряки перед битвой складывали возле бортов свернутые гамаки. От ядра это была слабая защита, но пуля в брезенте могла и завязнуть.

В машине стало темновато. Обзор был куда как хуже чем при самой сильной тонировке, боковые зеркала перестали существовать. Может из-за этого Игорь ехал так медленно.

«Тебе надо в Москву приехать, да по МКАД погонять ночью», — злился Сергей, смотря на то, как Игорь очень аккуратно ведет машину. Инструктор или экзаменатор не нарадовался бы на такого ученика. Вдруг Игорь резко ударил по тормозам.

— Что там? — спросил Сергей, он смотрел в окно, думая, что там воронка от взрыва, которую сразу и не объедешь, но никакой воронки не было.

— Мангусты, — зачарованно сказал Игорь и показал пальцем на трех зверьков, видневшихся на обочине дороге. Ладно бы они ее переходили, а Игорь, как сторонник партии «экологов и любителей живности», не мог их переехать, поскольку людей много, а вот мангустов — гораздо меньше. Нет же, звери и не думали двигаться с места.

Взгляд у Игоря был зачарованный, как у молодого офицера в фильме «Освобождение», который на своем танке въехав за ограду Берлинского зоопарка, увидел в обзорную щель львов, антилоп, которых прежде разве что на картинках и рассматривал. Он открыл люк, вылез наполовину из танка, но в зоопарке прятались еще и снайперы. Пуля угодила офицеру точно в лоб. На губах его была улыбка, а в глазах спокойствие. Все же «Освобождение» куда как лучше американского попкорна про войну.

— Гони! — заорал Сергей на Игоря, разрушая эту идиллическую картину, пока по ним не начал стрелять снайпер. — Ты что, прифигел?

Игорь вышел из транса, нажал на газ, машина так сорвалась с места, что Сергея вдавило в кресло. Они пронеслись опасный участок на очень хорошей скорости.

«Может ведь, когда захочет», — подумал Громов о гоночных способностях Игоря.

Через несколько километров они наткнулись на мобильное артиллерийское подразделение. Вот эта встреча неожиданной не была. Стрельба гаубиц была так же хорошо слышна, как раскаты грома. Вблизи от этого грохота и вовсе так закладывало уши, как не закладывает во время подъема или посадки, сколько рот не открывай, чтобы давление стало поменьше. Причем, уши при этом следовало заткнуть пальцами, а у солдат, суетившихся возле пушек, руки были заняты, они скармливали гаубицам снаряды. Поэтому солдаты были в наушниках, обшитых какой-то лохматой тканью, как те, что иногда носят в холодное время, чтобы уши не отморозить. А может они обшили такой тканью обычные наушники для магнитофона, предположил Громов, и сейчас слушают вовсе не эти раскаты, а какую-нибудь музыку? Дану Интернешнл? Игорь говорил, что в Израиле она не очень популярна. Наверное, они слушают что-то другое, патриотическое, наподобие нашего: «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает!»

Стволы плевались пламенем, затем из них вытекали облачка дыма, которые тут же сносил ветер, после каждого выстрела гаубицы вдавливало в землю, потом они подпрыгивали, точно отряхивались от налипшей пыли, и в них заталкивали новый снаряд. Рядышком стояли колесные тягачи. Гаубицы били километров на двадцать, то есть как раз примерно настолько, насколько могли лететь ракеты боевиков. Наверняка, артиллеристы знали — сколько требуется времени боевикам, чтобы вычислить месторасположение мобильной группы и когда стоит ждать ракет возмездия. Вряд ли на все про все уйдет более получаса, значит надо убраться отсюда прежде, чем выйдет этот срок, а за это время выпустить как можно больше снарядов. Они, наверняка, упражнялись в скорости стрельбы, как моряки на кораблях, потому что чем больше ты успеешь всадить в борт противника ядер и снарядов, тем больше у тебя шансов остаться в живых.

Громов вышел из машины и надел бронежилет, поскольку военные строго-настрого приказывали всем журналистам их носить. Он было пошел к артиллеристам, чтобы спросить — разрешают ли они провести съемку, но потом подумал, что в таком грохоте его все равно никто не расслышит, хоть ори на самое ухо, сажая голосовые связки. Если он подойдет к солдату, который, обливаясь потом, тащит к гаубице тяжеленный снаряд, и начнет задавать вопросы, ответ будет очевиден. Хотя ют спецназовцы не послали же их куда подальше?

К Сергею шел офицер. Вообще-то в движениях его никакой агрессии не было, а то ведь еще издали мог бы рукой замахать, закричать, чтобы убирались.

Похоже, здесь в каждом подразделении есть кто-то, отвечающий за общение со средствами массовой информации, подумал Громов. Как же это удобно.

— Поснимать можно? — спросил Сергей.

— Сейчас выясню, — сказал это, офицер покосился на аккредитацию. Тем временем Илья, еще даже не получив разрешение, принялся возиться со своей камерой. Он поставил ее на штатив и даже нажимал на кнопку записи.

Офицер оператора пока не останавливал. Интересно, если снимать не разрешат, он что, отберет у них кассету и растопчет ее? Много лет назад в таких ситуациях, когда снимать запрещали и требовали уничтожить запись, оператор вынимал из камеры кассету, показывал ее и говорил, что он засветил запись. Такой обман тогда проходил. Сейчас скорее всего не получится.

Офицер тем временем вытащил рацию, стал с кем-то связываться.

— Тут приехали русские журналисты, хотят нас поснимать. С документами все в порядке.

На лице его было такое спокойствие, будто он находился на учебных стрельбах. Рация запищала что-то в ответ.

— Хорошо, — буркнул в нее офицер, — снимайте бога ради, — сказал он Сергею. — У вас еще минут десять есть, потом закругляетесь.

Сказав это, он пошел к солдатам.

Можно было бесконечно ехать по этой дороге, никуда не сворачивая, потому что и на ней случалось много интересного. Впечатления собирались как бусинки в ожерелье. Из них потом придется делать сюжет. Сергей по карте изучал название мест, которые они встретят по пути. Что касается городов и поселков, то везде ситуация должна быть схожей — население в спешке бежало, побросав все, нажитое непосильным трудом. Города были мертвыми, как показывают это в фантастических фильмах, когда все люди волшебным способом куда-то в один миг исчезают. Они не умирают от смертельного вируса, их тела не остаются валяться на улицах и домах, постепенно разлагаясь и наполняя воздух отвратительными запахами, они именно исчезают, а по пустынным улицам ветер начинает гонять мусор из перевернутого мусорного бака, играть с опавшей листвой и пылью. Домашние животные, которые отчего-то не пропали вместе со своими хозяевами, сидят на обочинах дорог, а проголодавшись, начинают искать пропитание, забираясь в те же мусорные баки. Теперь город принадлежит только им. Он скоро начнет разрушаться от времени. Сады, за которыми никто не будет ухаживать, так разрастутся, что постепенно начнут подбираться вплотную к небольшим домам, выползут на дорогу, вскроют асфальт — тот растрескается, вспучится, начнет крошиться.