Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я скользнул к окровавленному сапогу, быстрым движением выхватил нож и всадил его командиру в глаз.
Он заревел и схватился за лицо.
Я высвободился из-под него, подхватил «бергманн» и снова пополз к воде.
— Cabrones! — раздался сзади нечеловеческий рев.
Я оглянулся: командир держался за окровавленное лицо, из которого торчала рукоять моего ножа, катался по земле и зверски кричал, повторяя одно и то же слово:
— Cabrones! Cabrones! Cabrones!
Я заполз в воду, не чувствуя ни боли, ни холода, срывая шинель, добрался до первой опоры, поплыл, загребая одной рукой — в другой был «бергманн», — и снова услышал выстрелы в мою сторону. Пули ударялись о бетон. У дальней опоры моста плавала шинель Хоакина, самого его не было видно. Захлебываясь, я доплыл до середины моста и услышал голос Вито:
— Быстрее! Мы уложили этих шестерых, но теперь там солдаты, и еще целая толпа спускается с холма, на дороге танки!
Значит, шестерых, подумал я и поплыл изо всех сил.
— Cabrones! — доносилось сзади.
Когда я доплыл до опоры, возле которой плавала шинель Хоакина, я понял, что ошибся. Это был Хоакин. Он медленно погружался в воду с простреленной головой, широко расставив руки и глядя в никуда остекленевшими глазами. Вокруг расплывалось красное.
Я сначала подумал, что его тело надо вытащить на берег, но выстрелы стали чаще и точнее: одна из пуль ударилась в бетон прямо над моей головой. Я поплыл дальше.
Нащупав ногами дно, я попытался побежать, но забыл о простреленной ноге: пришлось плыть дальше, а из реки выползать уже на карачках, так быстро, как только мог.
Я обернулся. На противоположном берегу засела цепь республиканцев, около двух десятков. И это только с одной стороны. Над командиром с ножом в глазу склонились двое — он был еще жив и продолжал кричать. Еще как минимум два взвода бегом спускались с холма. По дороге справа к мосту медленно подъезжал танк. Вито говорил о них во множественном числе — значит, не один.
— Взрывай! Взрывай к чертям! — Я попытался крикнуть как можно громче, но из-за холодной воды и одышки мой голос стал похож на беспомощный хрип, и я закричал что было сил, срывая связки: — Взрывай!
Я даже не успел залечь лицом вниз, только беспомощно прикрылся руками. Чудовищный, невыносимый грохот заложил мне уши, оглушил, толкнул в сторону и перевернул, обдал жаром и зазвенел в моей голове всеми колоколами мира.
— Cabrones! — раздавалось сквозь этот звон с другого берега, отдаваясь внутри моей черепной коробки многократным «ones».
Меня присыпало землей и бетонной крошкой. Не видя ничего и слыша лишь повторяющийся грохот и звон, я пополз вперед, вслепую, падая лицом в холодную жижу, зачерпывая ее руками, вцепившись мертвой хваткой в ремень «бергманна», как в спасательный круг.
— Уходим быстрее, да-да, быстрее… — говорил я.
Вито подхватил меня и потащил к дороге, повесив себе на плечо винтовку и мой «бергманн». Я ступал одной ногой. Он опять что-то говорил, но я ничего не мог слышать, в голове продолжался бесконечный звон. Обернувшись, я увидел вместо моста клубы дыма и пыли. Наверное, по нам продолжали стрелять, но я этого не слышал.
Мы с Вито пересекли дорогу, забрались в рощу и залегли за деревом. Он очень тяжело дышал, а я начинал различать звуки стрельбы. Отдышавшись, Вито снова подхватил меня и потащил через деревья.
Когда мы добрались через рощу до поворота, где было сравнительно безопасно, я ненадолго отключился — Вито говорил, что всего на десять секунд. Я пришел в себя от его шлепков по щеке.
— Вито, — спросил я. — Как все прошло?
Вито беззвучно зашевелил губами.
— Как? — переспросил я.
— Плохо! — прокричал он над моим ухом.
— Вито… — Я оперся на его плечо и заковылял вместе с ним по дороге. — А что такое «cabrones»?
Он что-то ответил.
— Что? — переспросил я.
— Нехорошие люди! — проорал мне в ухо Вито.
* * *
ВЫПИСКА
из протокола допроса подозреваемого в шпионаже
Гельмута Лаубе от 6 июля 1941 года
Вопрос. Как вы оцениваете результаты операции по взрыву моста под Бриуэгой?
Ответ. Оно не стоило того. Погибли два хороших бойца. Продвижение республиканцев удалось задержать всего на пять часов. Это не сильно помогло гарнизону. Город окружили.
Вопрос. Вы считаете себя виноватым в гибели ваших бойцов?
Ответ. Нет.
Вопрос. Но вы отвечали за них и командовали ими. При этом за операцию вас наградили золотым Испанским крестом.
Ответ. Все пошло не так. Они знали, чем это могло закончиться. Что касается награды — я ни разу не надевал ее. Я знаю, что не заслужил.
Вопрос. Как вы оцениваете свои качества как бойца и командира?
Ответ. Я хорошо стреляю. Умею быстро принимать решения в трудных ситуациях. Если бы я остался работать после Испании, я бы стал неплохим командиром диверсантов.
Вопрос. Но вы ушли.
Ответ. Да.
Вопрос. После взрыва моста вас эвакуировали из Бриуэги и отправили лечиться в Берлин?
Ответ. Да.
Вопрос. Чем вы занимались после выздоровления?
Ответ. Я оставил разведку. Устроился обозревателем в «Бёрзен Цайтунг», работал журналистом.
Вопрос. Вы поддерживали связь с бывшими коллегами по разведке?
Ответ. Да.
Вопрос. Вы общались после той операции с итальянцем, который тащил вас на руках?
Ответ. Нет. В Берлине я узнал, что через неделю после взрыва моста его поймали и расстреляли республиканцы.
Вопрос. Когда вам поступило предложение снова заняться разведкой?
Ответ. В сентябре 1938 года мне предложили поступить на работу в СД.
Вопрос. Почему вы согласились?
Ответ. Мне было скучно заниматься журналистикой. Я согласился с условием, что не буду выполнять диверсионные задания.
Вопрос. То есть все‐таки не настолько было скучно? Не хотелось больше лезть под пули?
Ответ. Не хотелось.
Вопрос. Вы фактически перешли в СД из абвера. Бывшие коллеги не противились этому?
Ответ. Нет.
Вопрос. Может быть, предлагая вам службу, в СД хотели насолить абверу? Вы были ценным кадром.
Ответ. Может быть. Спасибо.
Вопрос. До июня этого года вы знали, кто такой Рауль Игнасио Сальгадо?
Ответ. Нет.
* * *
Москва, 13 июня 1941 года, 20:15
Фёдорова пила коктейль и хохотала. Гости продолжали прибывать, почти все столики на верхнем ярусе были
