Наперегонки с темнотой - Рина Шабанова

голоден. Со вчерашнего вечера в желудке у меня не было ничего, кроме двух кружек кофе, поэтому, едва уловив аппетитный аромат, он требовательно заурчал.

Как выяснилось, Терри была так любезна, что приготовила для меня омлет. Наскоро опустошив содержимое тарелки, я собирался отправиться в душ, а дошел лишь до дивана в гостиной. Там планировал прилечь всего на минуту, но стоило щеке коснуться подушки, как мой измотанный мозг мигом погрузился в сон. Кошмаров мне не снилось — ночью их хватило с лихвой.

Когда шесть часов спустя я открыл глаза, поначалу долго не мог сообразить, где нахожусь. Мысли чудовищно путались. Силясь продраться сквозь застилающую разум мутную пелену, они вяло ворочались на дне подсознания, но им никак не удавалось вынырнуть на поверхность. Не узнавая собственного дома, я недоумевающе обводил взглядом пространство.

Где-то совсем рядом раздавалась навязчивая мелодия, которая хоть и была мне смутно знакома, в данную минуту ужасно действовала на нервы. Я пробовал от нее отмахнуться, но мелодия не прекращалась. Когда до меня дошло, что это ни что иное, как звонок мобильного телефона, я резко сел и наконец пришел в себя. Звонил Билл.

— Джон, ты меня слышишь? — прогрохотал в трубке его запыхавшийся голос. — Через час здесь будут криминалисты и инспектор из округа. Они из особого отдела, так что дело, похоже, дрянь.

Пытаясь собрать расползающиеся мысли, я молча слушал. Когда эти попытки увенчались успехом, в мозгу яркой вспышкой полыхнуло: «Черт возьми, я пристрелил двоих, кем бы они не были!» Следом родился вопрос: «Что будет с Терри, если меня арестуют?» Теперь до меня в полной мере дошли слова Билла о том, что я по уши в дерьме.

— Уилсон, мать твою! — не выдержав моего молчания, взревел он.

— Да, Билл, я слушаю. Прости, я только открыл глаза.

— Ты должен быть здесь! — проорал он. — Немедленно! Роб уже едет. Повтори!

— Да, я понял. Уже еду, — покорно повторил я и нажал отбой.

Отшвырнув мобильник в сторону, я с силой потер лицо. Вставать не хотелось — чувствовал я себя по-прежнему скверно. Головная боль немного ослабла, но внутрь черепа точно напихали куски мокрой ваты.

Вперив перед собой невидящий взгляд, я раздумывал, что будет дальше. На ум ничего не приходило — там все еще царила страшная сумятица. Всплывали лишь разрозненные вопросы в духе: «Почему именно сейчас?» и «Как я умудрился так вляпаться?» Казалось, все только начало налаживаться, как жизнь подкинула мне очередную порцию дерьма.

Давно оставленная позади жалость к себе нахлынула с прежней настойчивостью, но больше меня беспокоила Терри. Что будет с ней и, главное — ей-то за что столько испытаний? Прошло всего пять месяцев с тех пор, как она вернулась домой и мы оба изо всех сил старались забыть о прошлом, а теперь все опять неслось к черту.

Пока я об этом размышлял, взгляд сфокусировался на мелкой, до миллиметра знакомой трещине в потолке. В голове вдруг возникла глупая идея, что не мешало бы ее заделать, но тотчас она привела меня в бешенство. Как всполохи залпового огня в мозгу застучало:

«Отлично! Валяй, Уилсон! Прямо сейчас бери в руки чертов малярный валик и приступай к работе! Тебе ведь нечем заняться и проблем никаких нет! Сука! Сука! Сука!»

Хотелось заорать во все горло. Вся моя гребаная жизнь напоминает сплошное непролазное болото — я барахтаюсь в нем, стремлюсь выбраться на устойчивую поверхность, цепляюсь, рвусь, стиснув зубы гребу, но чем больше прилагаю усилий, тем глубже оно засасывает меня в свои зыбучие недра. Похоже, мне так и суждено бултыхаться в них, пока не подохну.

Повернувшись влево, с отчаянной злостью я уставился на стену, где в деревянной рамке висела большая цветная фотография. На ней были запечатлены трое счастливых людей, от которых теперь остались лишь жалкие тени. Взглянув в смеющиеся глаза женщины, бывшей когда-то мне женой, я свистящим от гнева шепотом произнес:

— Ты была права, Анна. Я полный неудачник.

Звук собственного голоса прозвучал как хлесткая пощечина, но он же вернул меня к действительности. Вспышка бессильного гнева погасла так же стремительно, как и возникла. Сказав себе, что должен перестать распускать сопли от жалости к своей персоне, я опустил ноги на пол и сел.

День был в самом разгаре — стрелки на часах показывали три пятнадцать. Несмотря на то, что сентябрь перевалил уже за вторую половину, на улице стояла жара. Солнце ярко светило в окна, по ощущениям раскалив воздух не меньше, чем до двадцати семи градусов.

Уловив исходящий от тела неприятный запах и вспомнив, что вырубился, так и не приняв душ, я в конце концов встал и поплелся наверх. В доме было тихо — Терри, должно быть, спала в своей комнате.

Стоя под напором прохладной воды, я торопливо соскребал с себя грязь, попутно думая о том, что мне предстоит. Билл сказал о каком-то инспекторе из округа, значит, я должен буду давать показания. Нужно ли мне подумать об адвокате? Могут ли меня сразу арестовать? Что стоит говорить, а о чем лучше помалкивать? Как себя вести? И, наконец, что делать с Терри, если меня все-таки упекут за решетку?

Задавая себе все эти вопросы, я не находил ни одного верного ответа. Так ни к чему и не придя, в конечном итоге решил, что не мешало бы еще раз обсудить все с Робом, затем вышел из душа, напялил чистые джинсы и бегом спустился в кухню. Пусть все катятся к дьяволу — для начала я сварю себе кофе!

С той поры, как завязал с алкоголем, кофе и еще, пожалуй, сигареты, оставались единственными слабостями, что я мог себе позволить. Они же придавали мне сил бороться с ежедневной рутиной, помогали сосредоточиться на решении повседневных задач, да и просто отвлекали от тягостных дум.

Пока кофейная машина готовила для меня бодрящий напиток, я дважды набрал Роба, но на звонки тот не ответил. Вернувшись с дымящейся чашкой в гостиную, я застал сидящую на диване Терри. Поджав под себя ноги, она смотрела на включенный экран телевизора с выражением тревоги на застывшем лице.

— Как дела, детка? Тебе удалось поспать? — спросил я.

— Да, — не отрывая глаз от телевизора, отозвалась она.

— Что там говорят?

Вместо ответа Терри сделала громче звук и кивком головы указала на экран.

— Сам послушай.

Отхлебнув из чашки, я последовал ее совету. На экране как раз показалась молодая журналистка с темными вьющимися волосами. Продолжая пить быстрыми глотками, я начал вслушиваться, о чем она говорит в