Поцелуй на ночь - Кейт Вудсток

– Это долгая история.

– У тебя отпуск, у меня он вообще всегда.

– Ну хорошо. Этот дом принадлежит мне только наполовину. Вторая половина – Итану Тонбриджу.

– Кто это?

– Мой…

– Жених? Бойфренд? Сожитель? Опекун?

– А чего это ты злишься?

– А угадай!

– Итан Тонбридж – в высшей степени приличный молодой человек из моего круга и хорошей семьи. Три дня назад… какое там, вчера утром я думала, что хочу выйти за него замуж.

– И расхотела.

– Не веришь?

– Почему? Сейчас верю. Дело в другом. Настанет белый день, цикады заткнутся, ты проснешься в своей спальне и поймешь, что совершенно не хочешь ничего в своей жизни менять.

– Неправда!

– Возможно. А возможно и нет. Дженна, я ведь не из одной только ревности спрашиваю…

– Ревности?

– Да, ревности. Потому что и я испытываю странные и непривычные ощущения. Я тоже растерян и взбудоражен. СЕЙЧАС мне кажется, что я убью всякого, кто посмеет подойти к тебе…

– Ох…

– Не «ох», а так и есть. Но на самом деле у каждого из нас есть своя жизнь. Даже не БЫЛА – а ЕСТЬ. И мы оба от нее пока не свободны.

Дженна помолчала. Потом заговорила тихо, неуверенно, словно забыв, что Хит сидит напротив и слушает ее.

– Понимаешь, никогда в жизни я не говорила никому о… любви. У меня были мужчины. Не слишком много для свободной женщины, но были. Для большинства я всегда была только любовницей, никем иным. У меня были… отношения, понимаешь?

– Понимаю. Для здоровья.

– В принципе – да. Потом появился Итан.

– И ты влюбилась?

– Нет. Он просто не возражал против брака. Не хотел, не предлагал, не добивался, не настаивал – просто не возражал.

– А ты – хотела?

– Не знаю. Нет, наверное. Перед тем, как появился Итан, у меня был роман с одним человеком… плохим человеком. Жестоким и глупым. С твоей точки зрения это было нечто вроде проституции. Спать с ним означало… Самое смешное, что это ничего не означало, только я этого не знала.

– Понятно. Ты спала со своим начальником.

– Да.

– И он тебя бросил?

– Да.

– И никаких выгод тебе это не принесло?

– Да.

– Зато принесло боль и опустошение?

– Да.

– Рассказывай.

– Больше нечего рассказывать. У меня была депрессия, потом я пахала как ненормальная, чтобы забыть всю эту грязь, а потом встретила Итана. А он хороший парень. Легкомысленный, но не злой, щедрый, немножко бестолковый. Очень красивый. Светский.

– То есть подходящий во всех отношениях мужик?

– Да. Ты злишься?

– Честно говоря, я слишком потрясен, чтобы злиться.

– Почему? Я ужасная, да?

– Дженни, а ты отдаешь себе отчет, что в целом мире найдется едва ли с десяток молодых женщин, способных честно рассказать о своем прошлом?

– Почему?

– Потому что прошлое почти у всех было разное. Довольно часто – неудачное. Стыдное. Подлое. Преступное. Глупое. Нет людей, которые хоть раз в жизни не совершили ошибки. Особенно – женщины.

– Почему это?!

– Потому что женщин легче обидеть. Они более склонны верить проходимцам, например. Одно ласковое слово – и они уже нафантазируют целую счастливую историю, а потом еще и верить свято в нее будут, как же: иначе придется признать свое поражение!

– Ты хорошо знаешь женщин?

– Совсем не знаю. Это общие места. Я никогда ни с одной женщиной не жил достаточно долго, чтобы узнать ее.

– Не хотел?

– Не получалось. Любить надо полностью и без остатка. Отдавать больше, чем брать. Идти на жертвы и не сожалеть об этом. Все мои девушки прежде всего требовали от меня жертвы: бросить зверинец и заняться нормальной работой.

– А ты?

– А я, получается, всегда гораздо больше любил собак. Во всяком случае, я никогда бы не смог их бросить ради женщины.

– И правильно.

– Выходит, жить мне одному?

– Нет, просто…

– Что?

– Я бы никогда от тебя такого не потребовала…

Хит смотрел в зеленые глаза Дженны, и его душа разрывалась на части. В этих прекрасных глазах горели тоска, надежда, желание, робость, недоверие, ожидание, нежность, а еще…

Любовь?

Он встал, обогнул стол, вытащил Дженну из кресла и привлек к себе. Она прижалась к его груди, затихла. Хит зарылся носом в душистые волосы и сказал глухо и твердо:

– Вот что. Нельзя за один вечер исповедаться сразу во всем. Раз ты меня пока не выгоняешь, мы будем учиться. Учиться доверять и любить. Рассказывать и слушать. Понимать и прощать.

– Хит… Ты пойдешь сегодня со мной?

– Нет, светлая. Не сегодня. Потому что этим легко обмануться. Перепутать звезды с их отражением в луже. Позволить плоти диктовать условия. Я тебя хочу, очень хочу. Ты, я знаю, тоже. Но сегодня мы пожелаем друг другу спокойной ночи и расстанемся.

– Тогда… когда?

– Когда придет время. Когда раздадутся старые долги. Когда совершенно точно невозможно станет жить друг без друга. Иначе… знаешь, Джен, мне очень не хотелось бы стать твоим прекрасным, но скоротечным романом. Очень!

Подушка – на пол, смятая простыня – змеей на груди, свила кольца и душит. Жара осязаема, ее можно резать ножом, пластать вдоль и поперек, а липкие невидимые края будут опять сходиться, как вода в болоте.

Тело – предатель, тело – горящий костер, которому нужен хворост. Лава в кратере вулкана, которой нет места внутри и надо наружу.

Криком – наружу, всхлипом, стоном, болью, слезами.

Одиночество убивает. Привычная комната теряет очертания, становится безразмерной, огромной, пугающей. Кровать – чужая.

Волосы спутались, как пакля, мечется тело по простыням, жгут простыни, опаляют кожу.

Звон в ушах, кровь под самой кожей, румянец выжигает щеки, виски, глаза…

Нет ничего страшнее для женщины – самой попросить о близости и получить вежливый отказ. И метаться потом до утра, сгорая от стыда и холодного ужаса: что я наделала! Как низко я пала…

За что? Почему? Неужели и правда – нет? И все придумала себе, все нафантазировала…

Как он сказал – из одного слова целую счастливую историю? А на самом деле?

И тогда что же? Вернуться в ту жизнь, в прошлую, привычную, нестрашную и вообще – никакую?