Веяние тихого ветра - Франсин Риверс

В помещение вошли два человека.

Атрет слегка приподнялся и с ненавистью взглянул на своих поработителей. Он произнес короткое и резкое проклятие в их адрес. Те стояли спокойно, наслаждаясь своей победой. Один из них, одетый в дорогое воинское облачение и алый плащ, держал в руках бронзовый шлем. Атрет узнал в нем того командира, который стоял над ним, злорадствуя, в конце битвы. Другой был одет в шерстяную тунику изящной выделки и темный дорожный плащ, что говорило о его знатном происхождении.

— Ну, я вижу, ты очнулся, — сказал Север, с улыбкой глядя в свирепые глаза молодого варвара. — Рад сообщить тебе, что ты жив и у меня есть кое–какие соображения насчет тебя. Мои воины хотели забить тебя до полусмерти, а потом распять, но у меня на этот счет другие, более выгодные планы.

Атрет не понимал ни латинского, ни греческого языка, но высокомерный тон этого римлянина был для него унизителен. Он дал волю своей ярости, невзирая на сильную боль.

— Ну, что ты думаешь о нем, Малкен?

— Только то, что он рычит, как дикий зверь, и ужасно воняет, — сказал работорговец.

Север добродушно засмеялся и пояснил:

— Ты не смотри, что он таков, Малкен. Думаю, ты увидишь, что это весьма незаурядный варвар, и цена, которую я за него предлагаю, более чем справедливая.

Когда работорговец подошел к Атрету и стал его внимательно разглядывать, в Атрете все закипело от гнева. Когда же римлянин протянул к нему руку, чтобы дотронуться до него, пленник издал дикий рев и рванулся, будто пытаясь вырваться из своих цепей. От резкой боли в голове и плечах он лишь еще больше рассвирепел. Затем он плюнул в римлянина. «Грязная римская свинья!» — прохрипел он, продолжая неистово греметь цепями.

Малкен состроил недовольную гримасу и аккуратно закатал рукава своей одежды:

— Эти германцы просто дикие звери, а язык, на котором они говорят, вообще ужасен.

Север схватил юношу за волосы и силой приподнял ему голову:

— Звери, это верно. Но посмотри, какой это зверь! С лицом Аполлона и телом Марса. — Германец рванулся вперед, норовя вцепиться зубами в руку своего поработителя. Север снова вздернул голову пленника, крепче ухватив его за волосы.

— Малкен, ты же сам видишь, как сложен этот молодой варвар, — женщины в Риме просто с ума сойдут от него во время зрелищ. — Север посмотрел на раскрасневшееся лицо Малкена, и его губы расплылись в циничной улыбке. — Да и некоторые мужчины тоже, насколько я могу судить по выражению твоего лица.

Малкен сжал свои полные губы. Он не мог глаз отвести от молодого варвара. Он знал, что германцы свирепы, но при виде голубых глаз этого юноши он почувствовал, как по нему пробежал трепетный холодок. Даже при том, что пленник был закован в цепи, Малкен не чувствовал себя в безопасности. Это раздражало его. Но деньги есть деньги, а Север требовал за этого пленника немалую сумму.

— Он красив, Север, спору нет, но вот только сможет ли он чему–нибудь научиться?

— Научиться?! — Север рассмеялся, отпустив волосы пленника. — Ты бы видел, как он сражался. Да он лучше всех тех гладиаторов, которых ты отправлял на арену за последние лет десять. — Тут его лицо помрачнело. — В первые же минуты битвы он перебил с дюжину обученных легионеров. Его едва могли сдержать четыре воина. Его окровавленное копье не могли у него вырвать из рук… пока я не ударил его по голове. — Тут он снова рассмеялся. — Я не думаю, что его надо будет чему–то обучать. Просто держи его на привязи, пока не наступит пора выпустить его на арену.

Малкен с восхищением смотрел на горы мышц этого мощного юноши. Если помазать его маслом, он вообще будет похож на бронзового бога. А эта копна светлых волос… Римляне любят блондинов!

— И все же, — сказал Малкен, разочарованно вздохнув и делая последнюю попытку сбить цену, — по–моему, ты запрашиваешь слишком много.

— Он стоит таких денег. За него можно было бы дать и больше!

— А я думаю, сам Марс столько не стоит.

Север пожал плечами:

— Что ж, очень жаль. — Он направился к двери. — Пошли. Продам тебе двух других, но похуже.

— И ты не торгуешься?

— Этак мы с тобой только время зря потратим. Прохор не задумываясь купит его за несколько тысяч сестерциев.

— Прохор! — при одном упоминании о конкуренте Малкен приходил в бешенство.

— Да, он приедет завтра.

— Ну, хорошо, — нетерпеливо сказал Малкен, и его лицо при этом помрачнело, — я возьму этого.

Север довольно улыбнулся:

— Вот это уже другой разговор, Малкен. Ты начинаешь соображать, когда дело доходит до человеческой плоти.

— А ты, мой дорогой Север, ловкий пройдоха.

— Будешь смотреть других?

— Ты же сказал, что они хуже. Предложи их Прохору. Я подпишу договор на этого, а деньги пошлю тебе, как только вернусь в Рим.

— Решено.

Малкен подошел к двери и открыл ее. К нему быстро подошел какой–то человек в простой тунике. Малкен кивнул в сторону Атрета. Он понимал, что путь до лудуса — школы гладиаторов — неблизкий:

— Позаботься о нем, Квинт. У него раны кровоточат. Я не хочу, чтобы он потерял много крови и умер еще до того, как мы доберемся до лудуса в Капуе.

Децим Виндаций Валериан выпил еще вина и с резким стуком поставил серебряную чашу на мраморный стол. Он посмотрел через мраморный стол на своего сына, который развалился на диване с ленивым взором на красивом лице. Этот молодой человек явно испытывал его терпение. Они уже говорили больше часа, и Децим так ничего и не добился.

Марк потягивал итальянское фалернское и кивал: «Отличное вино, отец». Этот комплимент был встречен каменным взглядом. Как всегда, отец пытался наставить сына на тот путь, который сам для него выбрал. Марк улыбался про себя. Неужели отец действительно ждет от него уступок? Но ведь он уже не мальчик. Поймет ли когда–нибудь Валериан–старший, что у его сына свои планы, свой путь в жизни?

Его отец был неугомонным человеком, который легко раздражался, если его сын делал что–нибудь не так, как ему бы хотелось. Вот и сейчас он вел с ним эти бесконечные разговоры и держался внешне спокойно, но Марк прекрасно знал, что такое спокойствие — всего лишь ширма, скрывающая кипящий вулкан эмоций.

— Веспасиан, при всей его военной мудрости и тактическом таланте, все равно плебей, Марк. И, будучи плебеем, он ненавидит аристократию, которая едва не уничтожила нашу империю. Один сенатор провозгласил, что его род принадлежит императорской линии Юпитера. Так Веспасиан ему в лицо рассмеялся.

Марк пожал плечами и приподнялся на диване: