Кораблекрушения Тихого океана - Владимир Шигин

Едва корабль вновь оказался на глубине, на шканцы доложили, что в трюм сильно пребывает вода. Немедленно пустили в ход все помпы. В это время прямо по борту из воды всплыла часть корабельного киля. Спустя час с новым отливом «Диану» опять положило на борт, а с последовавшим после этого приливом продвинуло еще ближе к берегу. Затем к этому даже немного привыкли: отлив – фрегат на боку, прилив – продвигается к берегу. Изменить что-либо в этом зловещей закономерности возможности не было. Люди с тревогой вглядывались во все приближающиеся береговые скалы.

Несмотря на непрерывную работу помп, вода в трюме прибывала с пугающим постоянством – 2 фута в час. Но и это было еще не все! У «Дианы» вдобавок ко всем повреждениям перебило и оторвало руль. Теперь фрегат стал вообще неуправляем, если бы такая возможность даже у него была. К счастью, отливы и приливы к этому времени стали уже понемногу уменьшаться. Вне всяких сомнений, продлись они еще хотя бы пару часов, участь «Дианы» была бы самой печальной.

Из воспоминаний священника Василия Махова: “В момент начавшегося волнения фрегат, по мере убыли и мгновенной прибыли воды, то опускался, то возвышался; его, как мелкую щепку, брошенную в пучину, начало вертеть, трепать, бить, колотить, снасти трещали, бока лопались, борта наклонялись стремительно то в одну, то в другую сторону. Страшное оцепенение овладело нами! Первым действием моряков было – закрепить пушки, закрыть наглухо все полуборты и люки, призвав к фрегату баркас с нашими же матросами, которые все успели перескочить на фрегат, и бросить второй якорь. Но вслед за сим вода с моря сильно нахлынула, схватила водоворотом катера наши и с диким ревом унесла их к городу. Не прошло десяти минут, как унесшийся к городу один-другой поток воды, несся уже обратно к морю с величайшею поживою. Бывший на наших глазах город Симода исчез! Над местом, где он был, показался густой туман и в воздухе разлился сильнейший серный запах. Залив покрылся обломками строения городского, масса на поверхности так была сплошна, что можно было ходить по воде… обломки плавающие вертело, коверкало, мешало с илом и несло далее в море. Фрегат силою водоворотов подняло с якорей; начало носить с одной стороны берега к другой и сперва медленно, а потом скорее и скорее вертеть и кружить наподобие мельничного жернова; в полчаса околесило его на одном и том же месте более сорока раз. Мы почувствовали головную боль и многие, обессилев, падали с ног долой. К исходу 11 часа неслись к фрегату японские джонки и наделали много вреда; они то прибивались, то отбивались, стуча и колотя в бока нашего судна; бывших на них японцев мы звали к себе, бросали для спасения веревки; но или неловкость их или самоупрямство были собственною гибелью. Удалось спасти нам старуху японку, которую на обломке дерева поднесло к самому борту фрегата, да еще двух японцев с маленькой джонки. Далее фрегат сильным кружением понесло быстро к каменистой скале, еще момент. и фрегат разбился бы вдребезги; но в самом недальнем расстоянии от скалы он остановился, постоял, покружился и мгновенно двинулся в противоположную сторону. Здесь мы в надежде устоять, присмирить хоть сколько-нибудь его, бросили третий якорь и. о ужас, о страшная и грозная для нас минута! Вода схлынула и фрегат с треском и скрипом повалился на левый бок. Мы схватились за правый борт и повисли над бездной: “Господи, спаси нас! Да будет воля твоя!” были последнюю молитвой каждого при сей видимой и неизбежной смерти. Одна пушка, оторвавшись с правой стороны борта и катясь на левую, наповал задавила матроса Соболева, матросу Викторову оторвала ногу, а еще трем дала сильные ушибы. Этим только горем мы и поплатились на сей раз. Минут около десяти пролежал фрегат наш на боку, как бы отдыхая от предшествовавшей усталости, для нас это время тянулось годами. Потом вода опять пребыла, фрегат выправляясь понемногу, стал в прямое, как должно быть, положение и вслед затем, вертясь и кружась, унесся на середину бухты. Меня собственно позвали вниз для исповеди и приобщения святых тайн больных, ушибленных пушкой. Едва я успел исполнить свой долг, как раздался по свистку вызов: “Всех наверх!” Поспешно вскочив на палубу, я увидел, что фрегат опять склоняется на бок. Все потерялись. суетились, скорбели, молились и прощались друг с другом. Иные, раздевшись донага, готовились вплавь спасаться. Благословив команду, благословив детей своих, с сокрушенным сердцем исповедал я Богу прегрешения, в страхе и смятении разделся по примеру других и готовился, в случае потопления фрегата, также вплавь искать собственного спасения. Господь помиловал нас от предшествующего пагубного положения! Фрегат действительно наклонило, но гораздо меньше как в первый раз, подало назад, а потом стрелою двинуло к берегу. Во мгновение ока мы перелетели от одного берега к другому, как бы по воздуху… Вода сильно врывалась в нижние части фрегата: ее выкачивали люди смена за сменою. С 12 часов губительное действие начало стихать, водовороты убавлялись, прибыль и убыль воды делалась посредственнее; до половину первого часа бока фрегата обставляли упорными стрелами, работа эта шла с величайшим трудом для команды и особенным самоотвержением генерал-адъютанта Путятина. Все крайне выбились из сил, все страшно изнемогли.”

Из воспоминаний еще одного очевидца тех далеких событий: «…Вся бухта представляла жалкую картину разрушения. По всему берегу до высоты 3-х сажен над обыкновенным уровнем моря, были разбросаны обломки судов и домов. В Симоде из 1000 разной величины зданий, всего осталось 12 полуразрушенных домов. Часть строений была унесена в море, другая придвинута в подошвам гор… Эти же горы остановили и не малое число джонок, из которых некоторые были занесены на целую милю от берега…»

Офицеры «Дианы» делились с собой впечатлением от пережитого.

– Это удивительно, но при совершенно ясном небе и маловетрие, стоя на якорях, мы едва не потеряли корабль только от колебания моря! – говорил старший офицер Иван Бутаков.

– Удивительно и то, что мы все еще держимся на плаву! – вставил свое слово и лейтенант Можайский.

В четыре пополудни команда во главе с офицерами собралась на молебен. Встав на колени люди благодарили Господа за избавление от гибели. Многие, молясь, плакали.

Фрегат нуждался в немедленном килевании, но в то же время было очевидно, что никакой возможности для подобных работ в Симодской бухте сейчас просто не имеется, да и в обозримом будущем иметься не будет.

– Остается найти другую ближайшую закрытую бухту! – принял решение Путятин.

Для этого он послал двух офицеров, которые с японскими чиновниками объехали сначала восточный, а затем и западный берег полуострова Идзу. По возвращении они доложили:

– В тридцати пяти милях от Симоды на восточном берегу есть закрытая и вполне удобная для килевания бухта Хеда, а недалеко от нее

и еще одна вполне подходящая – Арари!

– Хорошо! – остался доволен вице-адмирал. – При первой благоприятной погоде будем переходить!

С тем, чтобы немного облегчить поврежденный фрегат с него свезли на берег всю артиллерию, а затем подвели под кормовые пробоины парус, после чего течь уменьшилась в половину. Одновременно на берегу начали изготовление временного руля, исправлялись и гребные суда. При этом вице-адмирал Путятин продолжал и ведение переговоров, которые после трагедии Симоды были перенесены в селение Какисаки. 28 декабря переговоры были окончательно завершены. Однако, Путятин оставил для оформления последних дипломатических бумаг капитана 2 ранга Посьета и надворного советника Гошкевича.