Федюнинский - Сергей Михеенков

Плацдарм на восточном берегу по-прежнему удерживался. По замыслу штаба 1-й армейской группы, противника предполагалось измотать в оборонительном бою, истощить его ресурсы, а затем «сокрушить сильными контратаками из глубины». Для обеспечения маневра резервных соединений и успеха планируемых контратак нужен был плацдарм. На нем-то и сидела костью в горле у японцев 36-я мотострелковая дивизия, сидела прочно, основательно.

В ночь на 2 июля 1939 года полк Федюнинского был поднят по тревоге и получил задачу «ускоренным маршем следовать в район озер — 25–30 километров западнее горы Хамар-Даба». Туда же командование армейской группы перебрасывало основную часть подвижного резерва — 11-ю танковую и 7-ю мотоброневую бригады.

Марш проходил в высоком темпе. 24-й мотострелковый полк двигался четырьмя колоннами. С воздуха группировку прикрывал целый истребительный полк. Несколько раз японские самолеты пытались прорваться к колоннам, но всякий раз «сталинские соколы» перехватывали их, навязывали воздушный бой и либо сбивали, либо отгоняли от маршрутных путей полка и бригад.

Пехота с земли наблюдала за действиями авиации, за схватками и поединками «сталинских соколов» и пилотов «зеро». Один из таких эпизодов любил рассказывать Федюнинский, когда его расспрашивали о той необъявленной войне в монгольской пустыне: «Одному японскому самолету удалось прорваться через заслон наших истребителей, и он зашел для атаки колонны полка. Однако тут же к нему устремился наш истребитель. Воздушный бой разгорелся прямо над нашими головами. Самолеты выписывали фигуры высшего пилотажа, а мы с замиранием сердца следили за нашей краснозвездной машиной, болея за летчика.

Наконец наш истребитель оказался в хвосте у вражеского, и тут же к японскому самолету потянулись огненные трассы. Он загорелся и, кувыркаясь, стал беспорядочно падать вниз. Метрах в трехстах от нас взметнулся столб огня и дыма.

Советский самолет сделал круг над нашей колонной и взял направление к своей группе. И тут на него напали четыре японских самолета. Я даже не заметил, откуда они появились. Наш самолет маневрировал, уходя от непрерывных атак врага. Самураи наседали — сказывалось численное превосходство, — и очень туго пришлось бы нашему соколу, если бы ему на выручку не пришел товарищ, который отвлек на себя часть вражеских самолетов. Воспользовавшись этим, советский летчик нырнул в облака, но через несколько секунд появился вновь, сразу ринувшись в атаку, чтобы помочь своему спасителю, которого атаковали те же четыре японских самолета. Снова началась карусель, небо прочертили трассы пуль. Наконец японцы не выдержали и покинули место схватки.

Впоследствии я узнал, что мужественно сражался с врагом, защищая нашу колонну, летчик-истребитель Юдаев».

В тот же день, 2 июля, японцы атаковали в направлении горы Баин-Цаган с целью как можно скорее выйти к реке Халхин-Гол. Началось главное сражение этой во многом странной, кратковременной, но чрезвычайно жестокой войны.

К исходу дня, наращивая удар, японцы ввели в дело до 80 танков. В результате этой атаки противник сбил боевое охранение 149-го полка и 9-й мотоброневой бригады, оттеснил боевые порядки левого фланга советско-монгольских частей и местами вклинился в их оборону. На отдельных участках линия фронта оказалась разорванной, и противник хлынул вглубь, к позициям артиллеристов. Как известно, самый опасный враг артиллерии, которая работает с закрытых позиций, — прорвавшаяся пехота противника. А тут японцы действовали с танковым усилением. Однако артиллеристы вовремя обнаружили прорыв, поставили орудия на прямую наводку и открыли огонь по танкам и пехоте.

В этот день на плацдарме артиллеристы уничтожили 30 танков. Одиннадцать японских танкистов, в том числе три офицера, были взяты в плен.

Противник был остановлен. К ночи атаки прекратились, работала лишь разведка. По всей вероятности, она-то и обнаружила слабое место в советско-монгольской обороне. Ночью последовала атака. Два пехотных полка с артиллерией и минометами переправились через Халхин-Гол, захватили гору Баин-Цаган и тут же начали окапываться, устраивая пулеметные гнезда, позиции противотанковой артиллерии и минометов. Впереди основной линии, в качестве боевого охранения, одиночные ячейки заняли солдаты-смертники. Они имели небольшой арсенал: гранату и бутылку с бензином. Задачей смертников было дождаться танковой атаки и поразить ценою своей жизни первый же советский танк, который приблизится к тщательно замаскированному окопу.

Генерал Комацубара ликовал: в его руках была господствующая высота, все развивалось по тщательно разработанному плану, его солдаты действовали безупречно. Комацубара подвел из резерва еще несколько батальонов, более полутора десятков противотанковых батарей, десять батарей орудий калибра 75-мм, батарею тяжелых гаубиц, кавалерийские и другие части. Сила на Баин-Цагане и в окрестностях была собрана значительная.

Не дремал и штаб Жукова. Командование 1-й армейской группой вводило в бой резервы. В том числе 24-й полк подполковника Федюнинского. Еще во время марша, когда обстановка в районе Баин-Цагана начала резко осложняться в связи с мощной атакой японцев, Федюнинский получил приказ Жукова изменить направление движения и выйти в район озера Хуху-Усу-Нор для нанесения удара по противнику, который втянулся в сражение за Баин-Цаган своими основными силами, с запада. Там развертывалась еще одна группировка японских войск, которой командовал генерал Кобаяси. Эта группировка уже двигалась на усиление прорыва Комацубары. Появление на ее пути полка Федюнинского и других советских войск было совершенной неожиданностью.

Когда Жукову доложили о захвате японцами горы Баин-Цаган, он принял совершенно неожиданное решение: главными силами 11-й танковой бригады приказал нанести удар с севера, 2-му танковому батальону и бронедивизиону 8-й кавалерийской дивизии связать противника и не допустить его движения на юг, а 24-му мотострелковому полку ударить с северо-запада. Одновременно вся авиация была брошена для прикрытия этого маневра с воздуха. Главная роль отводилась 11-й танковой бригаде М. П. Яковлева[7], и танкисты с честью ее выполнили. До сих пор Баин-Цаганское сражение или бои на реке Халхин-Гол в памяти наших соотечественников ассоциируются в первую очередь с лихой атакой быстроходных БТ-7 и БТ-5 на позиции японцев.

Это решение командующего и то, как оно было исполнено, Иван Иванович Федюнинский комментировал и оценивал уже не как подполковник и командир мотострелкового полка, а как генерал, которому после Халхин-Гол а довелось командовать армиями, управлять войсками фронтов. «Г. К. Жуков бросил на японцев 11-ю танковую, 7-ю мотоброневую бригады и отдельный монгольский броневой дивизион, зная, что враг успел создать на горе Баин-Цаган сильную противотанковую оборону, что у него здесь свыше 100 противотанковых орудий и наши части понесут потери. Знал и сознательно пошел на такой рискованный шаг. Он понимал — другого выхода нет. Промедлить — значит вообще проиграть сражение.