Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон

11.3. Р. Каллен. Тень покойного Н. М. Ротшильда, эсквайра (1837)

Такое состояние значительно превосходило состояние ближайших конкурентов Ротшильдов в Лондоне, братьев Бэринг, чей капитал в год смерти Натана равнялся всего 776 650 тысяч ф. ст. Кроме того, капитал Натана значительно превосходил капиталы тогдашних фабрикантов и крупные наследственные состояния богатейших британских аристократов-землевладельцев. По данным Рубинштейна, до 1858 г. нельзя найти точные цифры относительно состояний, превышавших 1 млн ф. ст.; и все же маловероятно, чтобы кто-либо из остальных 11 личностей, упомянутых за период 1810–1856 гг., оставил своим наследникам столько же, сколько Натан. Ближайшим к нему оказался банкир Уильям Дж. Денисон, который в 1849 г. оставил наследникам 2,3 млн ф. ст., в том числе недвижимости на 600 тысяч ф. ст. До 1859 г. никто не оставлял наследникам больше, чем Натан; лишь в 1859 г. его превзошел оптовый торговец текстилем, банкир англо-американского происхождения Джеймс Моррисон, который оставил наследникам от 4 до 6 млн долларов. Натан не только умер более богатым человеком, чем фабрикант железных изделий Ричард Крэшо и хлопчатобумажные магнаты Роберт Пил и Ричард Аркрайт; он также оставил наследства больше, чем герцог Куинсберри, герцог Сазерленд и герцог Кливленд.

Конечно, совсем нелегко сравнивать состояние Натана, которое в основном находилось в форме финансовых активов, с состоянием крупных землевладельцев. Зато можно сравнить их доходы. Судя по доступным цифрам, горстка аристократов имела доходы сравнительно большие, если не слегка большие: герцог Нортумберленд, граф Гровнер, маркиз Стаффорд и граф Бриджуотер, как сообщается, все в 1819 г. получали годовой доход в размере 100 тысяч ф. ст., «свободных от всего»; к ним приближались герцоги Бедфорд, Ричмонд, Сазерленд и Баклю, маркизы Вестминстер и Бьют, графы Дерби, Лонсдейл, Дадли и Лестер. Так, шестой герцог Девонширский примерно в то время, когда умер Натан, имел доход от 80 до 100 тысяч ф. ст. По сравнению с ним доход Натана за последние пять полных лет его жизни (учитывая среднюю прибыль Лондонского дома) в среднем 87 623 ф. ст. в год.

Однако эти цифры не учитывают один важный фактор, благодаря которому Натан с финансовой точки зрения превосходил своих современников-аристократов. У Натана были должники; у аристократов были долги. В 1830-е гг. живший на широкую ногу герцог Девоншир перезаложил свои имения; сумма закладных выросла с 593 до 700 тысяч ф. ст.; выплаты процентов по этим долгам поглощали добрую половину его дохода, и еще 36 тысяч ф. ст. в год составляли расходы на содержание дома в Четсуорте. Более того, многие крупные землевладельцы в то время, когда умер Натан, стремительно разорялись. В 1844 г. долги герцога приближались к миллиону фунтов, и для того, чтобы удержаться на плаву, он вынужден был распродавать свои земли. В 1848 г. обанкротился герцог Бекингем; по закладным на его имения требовалось выплатить 1,5 млн ф. ст. Поэтому известие о том, что Натан Ротшильд умер, «оставив недвижимости на 5 миллионов фунтов», само по себе стало поводом для пересудов, если не сказать «изумления»; вот почему известие об этом даже поместили на траурном шарфе. Возможно, цифра на шарфе слегка преувеличена, однако преувеличение вполне извинительно. В том, что касается чистого богатства, Натану не было равных.

Еще примечательнее сравнить состояние Натана Ротшильда перед смертью с тем временем, когда он только прибыл в Великобританию. По его собственному признанию, он приехал в Англию всего с 20 тысячами фунтов. Более того, он пробился на верхушку Сити, занимая вначале непрестижное положение торговца тканями в Манчестере. Про него вернее, чем про большинство богатых евреев XIX в., можно сказать, что он проделал путь «из грязи в князи». Как таковой, он идеально воплощал развивавшийся в XIX в. идеал человека, который сделал себя сам. И конечно, Натан был не единственным богатым Ротшильдом. По данным Мюлынтайна, Джеймс в то время, возможно, уже был богатейшим человеком во Франции. Амшель, Соломон и Карл, жившие не в таких процветающих европейских странах, еще больше обогнали своих конкурентов. Вместе Ротшильды, бесспорно, были богатейшей семьей в мире.

Необычайный взлет Натана «из грязи в князи» производил особенно сильное впечатление на бедных евреев. Его история приобретала для них почти мистическое значение — отсюда в еврейском фольклоре легенда о «еврейском талисмане», якобы магическом источнике удачи Ротшильда. Эта невероятная история, опубликованная анонимным автором всего через четыре года после смерти Натана, — один из самых странных примеров того, что можно называть «мифом о Ротшильдах». Хотя автор истории, скорее всего, еврей, вполне возможно, что, как и в случае с гораздо более известными «Протоколами сионских мудрецов», за ней стоит антисемит-провокатор. Более того, легенда о «еврейском талисмане» стала предшественницей гораздо более причудливых измышлений о Ротшильдах, которые появлялись во враждебных Ротшильдам французских памфлетах 1840-х гг.

Легенда рассказана от имени таинственного духа, который, по его словам, «ненавидит… последователей Назарянина самой пылкой и священной ненавистью», за что «мститель из Назарета» приговорил его «к многовековым мучениям и тяжкому труду». Дух — попечитель талисмана, который наделяет своего держателя волшебными силами. «Могу ли я повелевать золотом? — Да… Разве нет у меня талисмана? Разве не знаю я непроизносимых слов? Разве не могу я купить всю злую расу, от лжепророка до самых низших злых гениев? Разве не могу я призвать их полуночным песнопением, и вот! Разве не возрадуются души моего народа на рассвете?» Духу поручено передать талисман «ревностному ненавистнику назарян, — человеку, жаждущему добиться их упадка и уничтожения… который стремится отомстить за несправедливости, причиненные Израилю».

Прибыв во Франкфурт в годы его оккупации Наполеоном, рассказчик видит, как французские войска грабят город. Чаще всего их жертвами становятся франкфуртские евреи. В одной разграбленной конторе в центре еврейского квартала дух видит молодого человека «с красными… от слез глазами, с лицом бледным и исхудалым от горя и долгих бдений». Затем в контору врывается французский солдат и требует деньги. «Бог Авраама, Исаака и Иакова! — воскликнул он [молодой человек], упав на колени и воздев дрожащие руки к востоку, — сколько еще, о, Боже? Сколько еще? Долго ли… неверные будут торжествовать, а твой народ останется презренным посмешищем?» Не тронутый его слезами, француз хватает последнюю ценность — семейного терафима, фигурку домашнего божества. После его ухода молодой человек «проклял назарян и пылко молился, чтобы у него хватило сил подавить их; он дал обет непроизносимым именем Иеговы, что приложит все усилия к уничтожению их богатства и подавит, нет, даже изуродует их черные, жадные и неверующие сердца». «Вот, — восклицает рассказчик, — слуга, подходящий великому господину, — вот поборник великого дела! Из-за причиненного ему зла… он станет верным и ревностным врагом назарян любой нации. Вот, наконец, человек, на которого давно надеялись, которого давно искали; он построит храм Господина и добьется того, что Израиль и Иудею будут бояться во всех частях света и будут повиноваться им».