Инженер магии - Лиланд Экстон Модезитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доррин чувствует, что Кадаре чуточку лучше, но жар так и не сошел, а владеть правой рукой она сможет нескоро. Может быть, вообще никогда.
В кронах дубов бодро щебечут птички. А вот Доррину не до веселья.
— Все выглядит нормально, — говорит Лидрал, озирая долину с гребня холма.
— Никаких путников вблизи нет, — сообщает Доррин, уже восстановивший способность распространять чувства, не вызывая приступов головной боли. А вот зрение возвращается к нему по-прежнему лишь при прикосновении к посоху, причем лишь на миг и далеко не всякий раз.
— Да и откуда им взяться! Когда я выезжала в Клет, жители бежали из города очертя голову.
Доррин вновь касается посоха, но на сей раз ничего не видит.
— Как Кадара?
— Без особых изменений. Иногда пробуждается, но главным образом спит.
Дорога расширяется, и Доррин направляет Меривен вперед, чтобы ехать рядом с Лидрал.
— Что думаешь насчет Брида? — негромко спрашивает Лидрал. Доррин качает головой.
— Ясно. Вот и я так думаю.
Ни ей, ни ему не хочется говорить об этом вслух, но им понятно, что Белые не оставят в живых выходца с Отшельничьего, тем более причинившего им такой урон. В печальном молчании они едут дальше, до самой тропы, что ведет от главной дороги к Дорринову дому.
— Мы... еще не приехали? — лепечет Кадара.
— Можно сказать, уже дома, — отвечает Лидрал, но неожиданно у нее вырывается испуганное восклицание.
— Что ты увидела? — спрашивает Доррин.
— Домик Риллы... на его месте пепелище. А твой дом и сарай целы, но перед ними завал, вроде баррикады. Там люди... Кажется, Пергун и кто-то постарше... и Рейса — она с мечом.
Лидрал сворачивает с тракта и направляет повозку к дому. Доррин следует за ней, проклиная свою слепоту.
— Мастер Доррин... — начинает Пергун.
— Что случилось? — Доррин поворачивается на его голос.
— Что с тобой? Куда ты смотришь?
— Он ослеп, — тихо отвечает за него Лидрал. — А в повозке у нас Кадара. Она тяжело ранена, ее нужно занести в дом.
— Положите ее на мою кровать, — предлагает Доррин.
— Ослеп! — в ужасе восклицает Пергун. — Эти Белые злодеи... неужто они?..
— Это не они. Это я сам, — угрюмо произносит юноша. Он спешивается и, ориентируясь с помощью чувств, ведет Меривен в конюшню.
— Он что, свихнулся? — спрашивает Пергун.
— Давай, я помогу... — слышит Доррин голос Рейсы.
— Сказано же — ослеп! Ослеп, а не свихнулся! — ворчит Лидрал, спускаясь с повозки. — Он целитель, приверженец гармонии, а ему пришлось создать устройства, загубившие тысячи людей.
— Тысячи?
— Именно так. Правда, и этого оказалось недостаточно. Я полагаю, что благодаря Доррину и Бриду Белые потеряли более половины своего войска, но их осталось еще тысяч пять.
Доррин открывает конюшню, и в нос ему ударяет сильный конский запах. Там находится целых пять лошадей. Две привязаны в углу, в наспех отгороженных стойлах. Но стойло Меривен не занято. Поставив кобылу туда, юноша расседлывает ее, кладет седло на полку, отставляет посох к стене и привычно берется за щетку.
— Тебе нельзя оставаться здесь, — говорит Рейса. — Они сожгут все округу, лишь бы до тебя добраться.
— До меня? Кому нужен простой кузнец?
— Да уж нынче все знают, как ты прост! — хмыкает Рейса. — Скажи лучше, как твой корабль? Плавать может? Яррл по пути сюда вроде бы видел его с холма.
— А что, Яррл здесь?
— Конечно. Это разумно, здесь легче обороняться. На большом фургоне мы перевезли к тебе почти все его инструменты, только вот наковальню пришлось оставить. Пергун, ясное дело, явился сюда из-за Мерги, а когда солдаты увезли Лидрал, мы решили...
— Вы вовсе не были обязаны...
— Доррин, ты тоже много чего не был обязан делать. Ты вовсе не был обязан исцелять сына Гонсара, не был обязан брать в свой дом Мергу. Или лечить всех тех людей, которые не могли за это заплатить. Или выращивать для Риллы травы, или отказываться брать работу у заказчиков Яррла. Короче говоря, — Рейса кашляет, — ты помогал многим, так позволь хоть раз помочь тебе. Тьма свидетель, хоть ты гордец и упрямец, но сейчас тебе позарез нужна помощь...
Отложив щетку, Доррин нашаривает ларь, чтобы задать Меривен корму. Рейса поднимает крышку ларя и вручает ему железный совок — одну из вещиц, которые он смастерил мимоходом.
Прикосновение к холодному железу кажется исцеляющим.
— Тебе надо отдохнуть.
Засыпав пару совков зерна в кормушку, Доррин выходит из стойла и, закрыв за собой дверь, тяжело опускается на кучу соломы.
— А где вы все спите?
— Мы взяли на себя смелость устроиться в передней. Места там много, так что нам оставалось лишь положить тюфяки.
— Вот и прекрасно.
Доррин устал куда больше, чем ему казалось. Он почти сразу проваливается в сон.
Расхаживая по холодной кузнице и касаясь пальцами то горна, то полки с инструментами, Доррин гадает, когда же к нему вернется зрение. Если это вообще случится. За что он наказан? Или за что наказал себя? За то, что не имеет возможности остановить натиск хаоса, не прибегая к насилию? За то, что пытался помочь хорошим людям?
— Тьма! — бормочет он, досадуя на собственное бессилие. Белые уже в ближайшие дни двинутся на Дью, если только Спидлария каким-то чудом не устоит. Но о какой обороне может идти речь, если после кровавой битвы за Клет уцелело лишь несколько сот спидларских солдат!
Юноша выходит из кузницы, прислушиваясь к стуку деревянных учебных мечей. Даже хромоногий Рик настоял на том, чтобы его обучили владеть клинком.
— Защищайся! Парируй!
Можно себе представить, какой страх наводила некогда на противников Рейса!
С юга вот-вот нахлынет вал хаоса, а Доррин совершенно бессилен. Может быть, стоило бы сходить на «Черный Алмаз»... но что толку? По заверениям Пергуна и Яррла, с кораблем все в порядке, а Тирел работает над оснасткой. Однако Доррину необходимо устранить все выявленные недостатки в зажимном устройстве и конденсаторе. Сделать же это, будучи слепым, он не может.
Правда, смастерить коллектор и тубы может и Яррл, но скользящие пластины надо ковать из черного железа, а с этим материалом старый кузнец не работал. Конечно, опытный мастер может освоить многое, но времени-то почти не осталось.
— Ну что, все хандришь да жалеешь себя? — раздается насмешливый голос Риллы.
— Не столько хандрю, сколько думаю, как привести в порядок корабль.