Граница вечности - Кен Фоллетт

— Может, я возьму у тебя интервью?

Она заволновалась.

— Предполагается, что реклама — это прерогатива студии.

Джаспер пал духом. Что он за журналист, если не сможет взять

интервью у Иви, хотя он живет у нее в доме?

— Это всего лишь для студенческой газеты, — сказал он.

— Не имеет значения.

Вдруг ему пришла в голову обнадеживающая мысль.

— Так-то оно так, но интервью могло бы помочь тебе поступить в театральное училище.

Она положила сценарий.

— Хорошо. Что ты хочешь узнать?

Джаспер подавил в себе чувство ликования. Холодно он спросил:

— Как ты получила роль в фильме «И это все о Миранде»?

— Я пошла на пробу.

— Расскажи мне об этом. — Джаспер достал блокнот и начал записывать.

Он не стал спрашивать ее о нудистской сцене в «Гамлете». Он боялся, что Иви попросит его не упоминать о ней. Впрочем, ему незачем было вдаваться в расспросы, потому что он сам все видел. Вместо этого он задавал вопросы о звездах, снимающихся в фильме, и других знаменитостях, с которыми она встречалась, и постепенно подобрался к Хэнку Ремингтону.

Когда Джаспер упомянул его имя, в глазах Иви вспыхнул характерный огонек.

— Хэнк самый смелый и преданный человек из тех, кого я знаю, — сказала она. — Я восхищаюсь им.

— Но ты не только восхищаешься им.

— Я обожаю его.

— И вы проводите вместе время.

— Да, но я не хочу распространяться об этом.

— Конечно. Никаких проблем.

Она сказала «да», а этого было достаточно.

Из школы пришел Дейв и сделал себе растворимый кофе с молоком.

— Я полагал, что рекламирование не по твоей части, — заметил он Иви.

Прикуси язык, привилегированный сопляк, подумал Джаспер.

Иви ответила Дейву:

— Это только для «Сент-Джулиане ньюс».

В тот же вечер Джаспер написал статью.

Когда отпечатанные страницы лежали перед ним, он понял, что материал годится не только для студенческой газеты. Хэнк — звезда, Иви — начинающая актриса, Ллойд — член парламента. Тянет на более солидную публикацию, подумал он, все больше волнуясь. Если бы он смог протолкнуть что-нибудь в крупную газету, это в значительной мере способствовало бы его дальнейшей карьере.

А также осложнило бы его отношения с семьей Уильямсов.

На следующий день он дал статью Сэму Кейкбреду.

Потом с дрожью в голосе он позвонил в редакцию таблоида «Дейли экоу».

Он попросил позвать к телефону редактора отдела новостей. Того не было на месте, и его соединили с репортером по имени Барри Паф.

— Я учусь на факультете журналистики, — сказал он. — У меня есть для вас материал.

— Так. О чем? — спросил Паф.

Джаспер на секунду заколебался. Ведь он предавал Иви и всю семью Уильямсов, тем не менее проговорил:

— Речь идет о дочери члена парламента, которая спит с поп-королем.

— Хорошо, — буркнул Паф. — Кто они?

— Могли бы мы встретиться?

— Наверное, ты хочешь получить деньги?

— Да, но это не все.

— Что еще?

— Я хочу, чтобы статья появилась под моим именем.

— Давай сначала мы ее посмотрим, а там видно будет.

Паф пытался настаивать на своем, как Джаспер с Иви.

— Нет, спасибо, — твердо сказал он. — Если вам не понравится, можете не печатать, но если решите опубликовать ее, то должны поставить мое имя.

— Хорошо, — согласился Паф. — Когда мы можем встретиться?

* * *

Двумя днями позже, за завтраком на Грейт-Питер-стрит, Джаспер прочитал в «Гардиан», что Мартин Лютер Кинг планирует провести массовую демонстрацию гражданского неповиновения в Вашингтоне в поддержку закона о гражданских правах. Кинг предсказывал, что в ней примут участие сто тысяч человек.

— Ну и ну! Хотел бы я посмотреть, — сказал Джаспер.

— И я тоже, — отозвалась Иви.

Демонстрация должна была состояться в августе, в период студенческих каникул, так что Джаспер будет свободен. Но он не мог позволить себе потратить девяносто фунтов на билет в США.

Дейзи Уильямс вскрыла конверт и воскликнула:

— Боже мой! Ллойд, письмо от твоей кузины Ребекки из Германии!

Дейв проглотил кусок слойки и спросил:

— А кто такая Ребекка?

Его отец перелистывал газеты с быстротой профессионального политика. Он оторвался от своих газет и сказал:

— Строго говоря, она не кузина. Ее удочерили мои дальние родственники, после того как она потеряла родителей во время войны.

— Я забыл, что у нас родственники немцы, — проговорил Дейв. — Gott im Himmel! (Господи боже (нем.))

Джаспер отметил про себя, что Ллойд подозрительно уклончиво отзывается о своих родственниках. Покойный Берни Леквиз был его отчимом, но никто никогда не упоминал о его настоящем отце Джаспер был уверен, что Ллойд был незаконнорожденный. Это тема не для бульварной газеты: рождение ребенка вне брака не считается позором, как раньше. Тем не менее Ллойд никогда не вдавался в подробности.

— Последний раз, — продолжал Ллойд, — я видел Ребекку в 1948 году. Ей было около семнадцати лет. К тому времени ее уже удочерила моя родственница Карла Франк. Они жили в центре Берлина, так что сейчас их дом, должно быть, находится к востоку от стены. Что с ней стало?

— Она, очевидно, каким-то образом выбралась из Восточной Германии и переехала в Гамбург. А! Ее муж пострадал во время побега, и он не встает с инвалидного кресла.

— Что заставило ее написать нам?

— Она разыскивает Ханнелоре Ротман. — Дейзи взглянула на Джаспера. — Она была твоей бабушкой. Вероятно, она проявила доброту к Ребекке во время войны, как раз, когда погибли настоящие родители Ребекки.

Джаспер никогда не общался с семьей матери.

— Мы точно не знаем, что случилось с моим немецким дедом и бабушкой по материнской линии, но мама уверена, что их уже нет в живых.

— Я покажу это письмо твоей матери. Она должна написать Ребекке.

Ллойд раскрыл «Дейли экоу» и воскликнул:

— Какого черта! Что это?

Джаспер ждал этого момента. Он зажал руки между коленями, чтобы они не тряслись.

Ллойд разложил газету на столе. На третьей полосе была фотография Иви, выходившей из ночного клуба с Хэнком Ремингтоном, и заголовок: «Поп-король Хэнк и семнадцатилетняя дочь члена парламента, обнажившаяся на сцене».