Око за око - Гарри Тертлдав

Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать… время тянулось так медленно, что казалось, будто оно остановилось. Когда пробило полночь, Скорцени надел на спину большой холщовый мешок с деталями от миномета, килограммов тридцать — не меньше, а Ягер взял рюкзаки со снарядами, которые они со Скорцени принесли из Германии.

Они аккуратно закрыли за собой дверь, спустились по лестнице и, стараясь не шуметь, вышли на улицу. Время от времени металлические детали стукались друг о друга, и им казалось, что звук разносится по всему спящему городу. «Интересно, сколько человек сейчас пялится на нас в окна?» — думал Ягер, шагая по авеню дю Марешаль Фош в сторону Национального парка.

А еще он постоянно задавал себе один и тот же вопрос — удастся ли им вообще добраться до парка. Снаряды и запалы в его рюкзаке весили немало, а он не отличался могучей силой Скорцени.

Он с трудом переставлял ноги, но упрямо шагал вперед, когда они наконец подошли к парку. Неожиданно послышался шорох в кустах, и Ягер тут же выхватил пистолет, который носил за поясом брюк.

— Какая-то парочка развлекается, — тихонько хохотнув, прошептал Скорцени. — Может, два мужика, только здесь слишком темно, и я не вижу.

На окруженной со всех сторон деревьями крошечной полянке, которую они выбрали заранее, влюбленных парочек не было, и Ягер с облегчением вздохнул. Как-то раз утром он нашел здесь брошенное письмо на французском языке.

— Нам не понадобится ни компас, ни Полярная звезда, — сказал он.

За несколько дней до этого Скорцени вымазал белой краской ветку дерева в роще. Установить подставку на серый камень, спрятанный в траве, направить дуло в сторону ветки, помеченной белой краской, — и ящеры, а с ними и люди, работающие на них, получат по заслугам.

Скорцени принялся собирать миномет, ободрал в темноте костяшки пальцев и тихонько выругался. Он столько раз делал это в их маленькой квартирке, что куча невинных на вид деталей почти мгновенно превратилась в смертоносное оружие. Скорцени сориентировал его, руководствуясь белой веткой, затем подправил прицел. Наконец он удовлетворенно фыркнул и начал настраивать миномет на необходимое расстояние.

Ягер тем временем вынимал из рюкзаков снаряды и раскладывал их рядом с минометом. Даже если не знать, что находится внутри, с одного взгляда было ясно: хорошего от них не жди.

— Подержи мне зажигалку, — попросил Скорцени. — Нужно убедиться, что я правильно прицелился. Не хочется промахнуться.

— Совсем не хочется.

Ягер вытащил из кармана зажигалку, вспыхнул маленький язычок пламени, а сам Ягер затаил дух — ему вдруг показалось, что прямо на него наведено орудие танка ящеров. Впрочем, если они услышат топот ног, приближающийся к роще, и вопрос: Qu’est-ce que c’est?[35]— этого тоже хватит.

Казалось, прошла уже целая вечность — а на самом деле, наверное, полминуты, — когда Скорцени сказал:

— Порядок. Можешь погасить.

Ягер быстро спрятал зажигалку в карман. Сердце отчаянно билось у него в груди, Ягеру чудилось, будто стук разносится по всему парку. Через пару минут здесь начнется такой грохот, что он заглушит все остальные звуки.

Скорцени тихонько хлопнул его рукой по спине, и Ягер решил, что получил сигнал действовать. Он схватил снаряд и засунул его в миномет.

Бабах!

Раздался такой оглушительный грохот, что Ягер вздрогнул. Когда он стрелял из танка, от внешнего мира его отделяло несколько сантиметров брони. Он схватил второй снаряд, послал его вслед за первым.

Бабах!

Между выстрелами он отчаянно пытался услышать сквозь звон в ушах крики и выстрелы французских солдат. Ничего он не услышал и молил всех святых, чтобы это не оказалось иллюзией. Ягер принес в парк двенадцать снарядов и надеялся, что им удастся использовать большую часть, прежде чем поднимется шум. Им потребовалось около минуты, чтобы расстрелять все.

Скорцени снова хлопнул его по спине, на сей раз так сильно, что Ягер с трудом удержался на ногах.

— Когда-нибудь я возьму тебя в свой отряд минометчиков! — заявил эсэсовец, прижав губы к уху Ягера.

— Я страшно рад, — без особого энтузиазма ответил Ягер. — Давай, пора возвращаться, а то кто-нибудь нас тут заметит и сообразит, что к чему.

— Минутку. — Скорцени схватил миномет, несмотря на то что по плану они собирались оставить его в парке. Рядом располагался маленький пруд, куда он и швырнул оружие. — До утра его не найдут, а может, и вовсе не заметят. К тому времени, с божьей помощью, мы уже будем далеко.

— С божьей помощью, — повторил Ягер. — Давай, пошевеливайся.

В тот момент, когда они вошли в дом, где снимали квартиру, и закрыли за собой дверь, из-за угла появились какие-то люди, они мчались к парку. Ягер и Скорцени бросились по лестнице наверх. Больше всего они боялись, что, когда поднимется шум, из их дома начнут выскакивать на улицу люди и обязательно заметят, что два жильца из четырнадцатого номера оказались не дома, — и тогда у них возникнут нежелательные вопросы, на которые тут же найдутся ответы.

Однако в коридоре было пусто, и Ягер, с облегчением вздохнув, закрыл за собой дверь. Где-то вдалеке завыли сирены и зазвонил колокол: машины «скорой помощи» и пожарники спешили на место происшествия. С самым серьезным видом Ягер протянул Скорцени руку, которую эсэсовец пожал с не менее серьезным видом.

Скорцени вытащил пробку из бутылки с вином, сделал большой глоток и протянул ее Ягеру. Тот вытер горлышко рукавом и тоже основательно к ней приложился.

— За удачу, — сказал он.

Скорцени энергично кивнул. Впрочем, уже в следующее мгновение Ягер представил себе, за что они пьют: в эту самую минуту французы, мужчины и женщины, задыхаются, мучительно пытаясь набрать в легкие воздух, только потому, что они, в надежде прокормить свои семьи, решились работать на ящеров. Лично ему, Генриху Ягеру, они ничего плохого не сделали.

— Ужасными делами мы с тобой занимаемся, — мрачно проговорил он.

— Ты только сейчас понял? — спросил Скорцени. — Да ладно тебе, Ягер, ты же не наивный юнец. Если мы не будем воевать с ящерами всеми доступными нам средствами, мы проиграем. Ну да, при этом страдают невинные люди… плохо, конечно, но так устроен мир. Мы сделали то, что должны были сделать, то, что приказали нам наши командиры.

— Да, — безжизненным голосом сказал Ягер.

Скорцени не понимал одной простой вещи — и никогда не поймет, даже если доживет до ста лет, что маловероятно, учитывая его образ жизни. «То, что ты должен сделать» и «приказ командира» — это не всегда одно и то же.

Однако солдатам не следует углубляться в столь сложные философские вопросы. Ягер задумался над ними только тогда, когда узнал, что делали немцы с евреями на востоке. С тех пор он уже не мог закрывать глаза и делать вид, что ничего не видит. Он отлично понимал, какая судьба ждет Землю, если ящеры победят в войне. Как и Скорцени, он был готов практически на все, лишь бы помешать им. Но в отличие от эсэсовца отказывался считать все, что делал, правильным и благородным.