Каникулы Рейчел - Мэриан Кайз

– Почему ты так заботишься обо мне? – встревоженно спросила я.

– А почему бы мне и не заботиться о тебе? – воскликнула она. – Ты ведь просто прелесть.

– И все же, почему? – не отставала я.

– Ну, – она задумчиво вздохнула, – когда я увидела тебя в Клойстерсе. у тебя было такое напряженное злое лицо, что ты сразу напомнила мне меня. Я словно вернулась на семь лет назад, к себе самой, жалкой и униженной. Едва увидев тебя, я подумала: «Вот что меня миновало, слава тебе господи!»

Какая наглость!

– Ты совсем такая же, какой была я! – ласково продолжала она, не заметив моей злости, – никакой разницы.

Это несколько успокоило меня. Мне льстило наше сходство.

– Я бы и до сих пор скиталась по больницам, если бы тогда не нашлись люди, которые были добры ко мне, – сказала она. – Теперь моя очередь. А когда тебе станет лучше, ты будешь помогать другим.

Я была одновременно тронута и раздражена.

– Разве тебе не нужно на работу? – спросила я Нолу на другой день, когда она заехала за мной, чтобы отправиться на следующее собрание.

– Я сама себе начальник, – успокоила она меня. – За меня не волнуйся.

– И чем ты занимаешься? – заинтересовалась я.

Оказалось – у нее модельное агентство, одно из самых процветающих в Ирландии. А раньше она сама была моделью. Это меня подбодрило. Мне понравилось, что можно сначала быть наркоманкой, а потом сделать головокружительную карьеру. Это свело почти на нет остатки гнетущего чувства, что я из породы безнадежных неудачников.

– Полно бывших наркоманов, сделавших успешную карьеру, – сказала Нола. – Возможно, когда ты совсем оправишься, ты тоже ее сделаешь.

Мне было трудно в это поверить.

Всякий раз, как Нола заставала меня за разговором с каким-нибудь мужчиной, она тут же все расстраивала, шепнув ему: «С ней лучше не связываться, она сумасшедшая, чуть концы не отдала, только пару недель, как оклемалась», и буквально оттаскивала меня в сторону. Зато она познакомила меня с кучей женщин – бывших наркоманок, от которых я поначалу очень уставала.

Но шли недели, и, как и в Клойстерсе, я постепенно привязалась к своим товарищам по несчастью. Я подружилась и с некоторыми анонимными наркоманками. Например, с Джини, хорошенькой изящной девушкой, которая проводила собрание в Клойстерсе в тот вечер, когда я впервые нашла в себе силы признать свою наркоманию. А еще я теперь приятельствовала с дымящей, как паровоз, женщиной-мясником (это был ее способ заработать на жизнь, а не хобби) с жутковатым именем Глотка.

– Не удивительно, что я стала наркоманкой, – сказала Глотка, когда нас познакомили. – С таким-то имечком. – И она зашлась кашлем. – Боже праведный, – она перевела дух и вытерла выступившие слезы. – Дайте-ка мне мои сигареты.

Через некоторое время я обнаружила, что привыкла ходить на собрание почти каждый день.

– Может быть, это чересчур? – спросила я Нолу.

– Да нет же, – ответила она, и, честно говоря, я ничуть не сомневалась в ее ответе. – Ты же принимала наркотики каждый день, так почему бы не посещать собрания каждый день? Это же не навсегда, а только пока тебе не станет лучше.

– Но все-таки, – я поежилась, – может быть, мне поискать работу? Мне как-то неловко, что я не работаю.

– Ничего в этом нет такого, – фыркнула она, как будто сама мысль о какой-то неловкости была ей ужасно смешна. – Зачем тебе работать? Грейся на солнышке, загорай. Наслаждайся жизнью, девочка.

– Но…

– И потом, что ты, собственно, собиралась делать? Ты ведь даже не знаешь пока, чем хочешь заниматься в жизни, – она произнесла это так, как будто тут есть чем гордиться. – Тебе еще предстоит понять это. Ты ведь получаешь пособие?

Я кивнула.

– Ну вот! – пропела она. – У тебя достаточно денег, чтобы выжить. Считай, что ты пока выздоравливаешь, ну, скажем, после тяжелого гриппа, после эмоционального гриппа. Так что пока… работай над загаром!

– И сколько же мне еще вот так жить? – взволнованно спросила я.

– Сколько надо будет, – легко ответила Нола. – Ну, ладно, ладно, – быстро добавила она, посмотрев на мою кислую физиономию. – В Клойстерсе сказали, что год, верно? Постарайся поправиться за год, сосредоточься на этом и увидишь, как все будет хорошо. Постарайся и запасись терпением.

Все это звучало очень убедительно, но на всякий случай я сказала маме с папой, что хотела бы подыскать работу. И целый шквал протестов с их стороны убедил меня в том, что, по крайней мере, еще некоторое время я могу послоняться без дела.

К моему большому удивлению, о наркотиках я думала далеко не так часто, как того опасалась. И еще я поняла, что мне так же весело с Нолой, Джини и Глоткой, как раньше с было с Бриджит. Мы вместе ходили на собрания, друг к другу в гости, в кино, по магазинам, загорали, – в общем, занимались всем тем, чем занимаются подруги, разве что не выпивали и не нюхали кокаин. С ними я могла чувствовать себя совершенно свободно, ведь они знали меня в худшие мои времена и не осуждали. На каждый постыдный факт моей биографии у них нашелся бы десяток собственных, не лучше.

Кроме собраний, я еще ходила на сеансы психотерапии по вторникам и пятницам. Мое сознание постепенно менялось. Я выдернула себя из болота предубеждений на свой счет, как будто освободилась из паутины. Величайшим для меня был день, когда я поняла, что из того факта, что у меня способная сестра, вовсе не следует, что сама я – тупая. Мой взгляд на собственное прошлое тоже переменился, когда психотерапевт изгнал из моего детства всякую мистику, подобно тому, как Джозефина в свое время убедила меня в том, что я вовсе не виновата в депрессии, которой страдала моя мать после рождения Анны. Мне постоянно внушали теперь, что я вовсе не была испорченным ребенком, плохой дочерью, плохим человеком.

Все было как в фотографии – очень медленно проявляющийся снимок. Мое изображение медленно наводили на резкость. И по мере того, как менялась я сама, все остальное тоже становилось на свои места. Например, я по-прежнему обожала шоколад и всякие вкусности, но дикие метания между голоданиями и приступами обжорства прошли как-то сами собой, без особых стараний с моей стороны.

Это вовсе не значило, что теперь у меня не случались черные дни. Конечно, случались. Моя жизнь не улучшалась равномерно по восходящей. Я делала два шага вперед – и шаг назад. Бывали моменты, когда мне просто хотелось отключиться, сбежать от действительности, но беспощадное сознание возвращало меня обратно. «Ничего страшного, – говорила я себе, – я просто устала от собственных эмоций».

Я уже не говорю о тех днях, когда на меня обрушивалась горечь от сознания, что столько лет потеряно зря. Меня терзало невыносимое чувство вины за все те неприятности, которые я причинила многим людям, но Нола убедила меня, что как только мне станет лучше, я сумею все им возместить. Впрочем, такая перспектива мне тоже не слишком нравилась. Все это напоминало катание с американских гор, потому что случались еще и такие дни, когда меня опять охватывал гнев: почему именно я вытащила эту короткую спичку – стала наркоманкой?