Между плахой и секирой - Николай Чадович

— Да ладно, оставляй его так, — сказал Зяблик недовольно. — Зачем он тебе сдался?

— Патронов не мешало бы позаимствовать. Наши то уже на исходе.

— Хватит. Стрелять тут пока вроде не в кого. А когда до Гиблой Дыры доберемся, нашу миссию разыщем.

— Эй, осторожнее! — крикнула Верка, успевшая отойти чуть вперед. — Прямо сюда, кажется, идет…

Смыков и Зяблик разом выпустили руки аггела, тут же плетями упавшие вниз, и прислушались.

Издалека в самом деле быстро приближался грохот — словно бочка с камнями быстро катилась по лестнице.

— В натуре, сюда рулит… — покачал головой Зяблик. — Надо сваливать от греха подальше.

— Давайте-ка вниз спустимся! — быстренько предложил Смыков. — Умные люди в момент опасности по ямам хоронятся, а не торчат на открытом месте.

Однако он не успел сделать в сторону дороги и пяти шагов, как из зарослей, перемалывая их на пути в труху, вылетело что-то серое, шарообразное, стремительное. Трудно было даже определенно сказать, катится оно или летит, раз за разом отскакивая от земли, наподобие брошенного ловкой рукой камня-голыша.

К счастью, уже почти вся ватага находилась возле спускающегося к дороге обрыва. На пути шара оказались только три торчащих из земли человеческих торса с поникшими головами да замешкавшийся Зяблик.

Мертвые аггелы, естественно, уже не могли уклониться от неизбежного столкновения. Зато Зяблик, совершив феноменальный прыжок (несомненно, ставший бы чемпионским, если бы только в спорте фиксировались рекорды по прыжкам в сторону), сумел избежать смертельной опасности. Конечно, благодарить за это нужно было бдолах, который он, не откладывая в долгий ящик, отведал сразу же после получения.

Шар уже давно исчез из глаз (вместе с ним исчезли и три уполовиненных аггела), а в воздухе, в точности повторяя его путь, мерцало что-то вроде призрачного туннеля. Цыпф осторожно сунул руку в этот иллюзорный шлейф и, не ощутив ничего необычного, сказал:

— А если мы по этому следу и пойдем? Снаряды, говорят, в одно и то же место дважды не попадают. Так и тут…

— Это снаряд, по-вашему? — Смыков сделал страдальческое лицо. — А вдруг это трамвай, который туда-сюда только одним маршрутом ходит? Здесь вашей хваленой логике грош цена!

— Ша, засохли! — из кустов выбрался исцарапанный Зяблик. — Если такой бардак повсюду творится, мы помрем не от скуки. Как бы не пришлось добрым словом Бушлык вспоминать. Еще неизвестно, что хуже: сгореть живьем или в землю провалиться. Линять надо отсюда. И в темпе.

Однако ни бежать, ни даже быстро идти не позволяла поклажа, отягощавшая всех без исключения членов ватаги. Предложение Зяблика бросить лишний груз было встречено в штыки. Даже Толгай не хотел расставаться с богатыми трофеями, взятыми в Будетляндии, а что уж тогда говорить о женщинах.

Вскоре заросли, ветви и листья которых осыпались от легких порывов ветра, окончились и ватага оказалась на городской окраине, откуда до черного яйца уже рукой подать. Зрелище, открывшееся перед ними, было даже не удручающим, а скорее безысходным. У жабы, наверное, больше шансов пересечь в час пик многорядное шоссе, чем у этих шестерых — благополучно преодолеть то, что совсем недавно являлось городскими улицами, площадями и скверами.

Дома, ушедшие под землю на несколько этажей, торчали вкривь и вкось. Стены их бороздили трещины, а в окнах не осталось ни одного целого стекла. Постамент, на котором было установлено черное яйцо, как бы в трясину канул. Фонтаны, беседки, лестницы, брусчатка мостовой, плиты тротуаров и бетон площадей превратились в щебень.

Все, что изначально не принадлежало к миру дикой стихии, все созданное руками человека — было осуждено неведомыми силами на погибель, на полный распад и на возвращение в первобытное состояние.

Повсюду, как страшные орудия возмездия, носились массивные серые шары, и производимый ими шум можно было сравнить только с шумом рушащегося на землю каменного неба. Шары то и дело сталкивались между собой, таранили дома, прорубали в садах и парках целые аллеи, сокрушали все, что еще оставалось несокрушенным. Каждый шар оставлял за собой слабо светящийся след, исчезавший только спустя несколько минут, и весь город мерцал сетью призрачных узоров.

Спасаться было некуда — примерно то же самое творилось повсюду.

— Не сладко, наверное, приходится таракану на биллиардном столе, — пробормотал Цыпф, косясь на несущиеся мимо шары.

— Лева… а это что… та самая древняя жизнь, о которой ты говорил? Истинные хозяева земли пробуждаются от спячки? — спросила Лилечка.

— Скорее всего. Других гипотез у меня нет.

— А почему эти хозяева такие разные? И ведут себя по-разному. Вспомни тот несчастный городок в Кастилии… Или Нейтральную зону. Там одно, а здесь совсем другое.

— Любой тип жизни многообразен. Рядом с людьми живут слоны, кошки, жабы, губки, микробы… В Сан-Хуан-де-Артеза мы столкнулись с одной формой древней жизни, а здесь с другой. Первыми просыпаются от спячки наиболее примитивные существа. Сравнимые, скажем, с нашими амебами или уховертками. Потом проснутся улитки и слизни. Еще позже — волки и буйволы. Я, конечно, утрирую. Ничего общего между нашим волком… и хищником, жившим четыре миллиарда лет назад, быть не может. Не исключено, что напоследок из огня и камня встанут даже разумные существа, рассыпавшиеся в прах еще до возникновения Луны… Подумать жутко, что это будут за чудовища…

— Поберегись! — крикнул Смыков.

Совсем рядом с ними, подпрыгивая на неровностях почвы, прогрохотал один из шаров. Поднятый им горячий вихрь шевельнул волосы на головах отшатнувшихся в стороны людей. Над землей повис мерцающий шлейф, конец которого терялся где-то вдали.

— Ну что стоять-то без толку! Пошли! — заявила вдруг Верка. — Просто уворачиваться надо вовремя. Есть такая детская игра, «выбивала» называется. В тебя мячом бросают, а ты уворачиваешься.

— Мяч резиновый, — вздохнула Лилечка. — И маленький совсем.

— Принимайте бдолах, кто еще не успел, и вперед! — распорядился Смыков. — Даст Бог, проскочим… Только всем слушать мои команды. Глазомер меня еще никогда не подводил.

Пробираться по разрушенному городу было так же трудно, как преодолевать арктические торосы. Шары свистели и грохотали то слева, то справа, то впереди. Наибольшую опасность представляли те из них, которые, столкнувшись друг с другом, резко меняли направление движения.

Впрочем, как вскоре выяснилось, этот кошмарный бильярд был опасен лишь относительно, тут Верка оказалась права. Доказательством этому служило хотя бы черное яйцо, на поверхности которого шары не оставили пока ни единой отметины.

Спустя полчаса ватага миновала монумент. Слева от себя они видели загадочное светящееся пятно, совсем недавно поглотившее мертвого Эрикса и живого Барсика, а впереди расстилались городские кварталы, как будто бы еще не затронутые бедствием. Если верить схеме Эрикса, идти им нужно было именно в ту сторону. Однако как раз оттуда навстречу ватаге спешили люди в черных колпаках.