Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Во всяком случае, ее роман «Возвращение» (Знамя. 1957. № 1–4)[1282] об эмигрантском житье-бытье в Китае был русскими читателями за границей прочтен мало того что как «клеветнический», так еще и «главным образом как документ из секретного отдела НКВД», оказавшийся своего рода «платой за право проживания в Москве и прочие блага»[1283]. Да и в Москве, в кругу свободомыслящей интеллигенции, ставшем, в особенности когда она вышла замуж за профессора-лингвиста А. Реформатского, для И. родным, ее хоть и не обвиняли впрямую, хоть и принимали, что называется, в лучших домах, но такой возможности отнюдь не исключали. По словам протоиерея М. Ардова, «среди тех, кто вполне разделял это мнение, была Ахматова»[1284], с которой И. сблизилась еще в 1954 году.

Все, — уже 30 ноября 1970 года записал в дневник В. Лакшин, — уверены, что Ильина — стучит. А она просто слишком простодушна в своем тщеславии. Ей всегда хочется быть рядом с кем-то значительным: то с Ахматовой, то с Чуковским, то с А. Т. Но все побаиваются ее, потому что «ходит-ходит она за ними с козлиным пергаментом»[1285].

Обвинение в сотрудничестве с органами, что и говорить, тяжкое. Особенно если учесть, что на это сотрудничество прямо, хотя и без подробностей, указывают рассекреченные материалы из архива УКГБ Украины[1286], и аргументы Р. Герра, главного обвинителя И., тоже выглядят убедительно[1287]. Однако же у нас нет свидетельств, что И. доносила на кого-либо из своего ближайшего окружения. А ведь в это окружение, кроме А. Вертинского и А. Ахматовой, входили Корней Иванович, Лидия Корнеевна и Елена Цезаревна Чуковские, Л. Гинзбург, Э. Герштейн, И. Грекова, А. Твардовский, О. Верейский, Ю. Трифонов, Ю. Карякин, иные в высшей степени достойные люди, которые одаряли И. своим расположением.

Здесь, разумеется, сыграли свою роль свойства личности И., ее готовность в любую минуту прийти своим старшим друзьям на помощь, вообще, — как пишет М. Ардов, — «веселый и легкий нрав Натальи Иосифовны»[1288], но решающим стало, конечно же, литературное и гражданское поведение И., а оно было безупречным. Ее подпись — под коллективным писательским заявлением в поддержку обращения А. Солженицына к IV съезду СП СССР. И ее подпись — под десятками литературных фельетонов в «Новом мире», в «Юности», в «Крокодиле», в «Литературной газете» и «Огоньке», высмеивающих серость, мелкотравчатость и двоедушие титулованных советских литераторов.

В зрелые свои годы И. будто и помнить не хотела, что начинала как автор обширного романа, вторая книга которого появилась в 1966 году.

И я не радуюсь, — говорила она, — когда меня просят дать почитать роман «Возвращение». Я давно догадалась, что не беллетрист я, не романист, выше среднего уровня мне тут не подняться, а поняв это, ушла в тот жанр, к которому ощутила влечение с юности: в сатиру, в фельетон[1289].

В этом жанре — пересмешничанья, едкой иронии, убийственного сарказма — И. действительно была если не самой первой, то среди первых, и, что редкость, ни разу не ошиблась в выборе объектов для своей атаки. «Слышали бы вы, какой хохот стоял в моей комнате… — рассказывал ей К. Чуковский о чтении вслух одной из таких дерзких публикаций. — Пародии густые и терпкие, в каждом слове ненависть к пошлячеству».

Солидной литературной карьеры И. не сделала, больших наград не удостоилась — только литгазетовской премии «Клуба 12 стульев» и, уже в перестройку, годовой премии журнала «Октябрь». Наградою стало другое — то, что ее фельетоны можно перечитывать и сейчас, когда быльем поросли почти все книги, над которыми И. так заразительно смеялась.

Соч.: Дороги и судьбы: Автобиографическая проза. М.: Сов. писатель, 1988, 1991; То же. М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2022; Белогорская крепость. М.: Сов. писатель, 1989; Из последней папки: Записи разных лет // Октябрь. 2000. № 6.

Лит.: И только память обо всем об этом…: Наталия Ильина в воспоминаниях современников. М.: Языки славянской культуры, 2004.

Ильичев Леонид Федорович (1906–1990)

В политической элите страны И. слыл ученым. И образование он, член ВКП(б) с 1924 года, получил действительно соответствующее всем советским стандартам: после низовой комсомольской работы (куда же без нее?) Северо-Кавказский коммунистический университет (1930), философское отделение Института красной профессуры (1937). И его научные труды не подкачали: «Идеализм и материализм» (1930), «Ленин — вождь нового типа» (1939), «Гениальное произведение творческого марксизма» (1950) и т. д., и т. п. и др.[1290] Вот и докторскую диссертацию по истмату И. защитил, и преподавал какое-то время в Орджоникидзе, пока не был брошен на партийную печать и вообще на идеологию: ответственный секретарь сначала журнала «Большевик» (1938–1940), потом «Правды» (1940–1944), главный редактор «Известий» (1944–1948), затем без малого два года в Агитпропе ЦК (1948–1949) и снова «Правда»: первый заместитель главного редактора (1949–1951), главный редактор (1951–1952).

Годы были известно какие, и им он тоже соответствовал. Хотя не без проколов: напечатал, например, в «Правде» статью не кого-нибудь там, а члена Президиума ЦК тов. Хрущева про будущие агрогорода, и Сталина она разгневала — настолько, что он, — как вспоминает Д. Шепилов, — даже сказал: «На ряде фактов мы убедились, что Ильичев — марксистски неграмотный человек. Невежественный человек. Ему нужно поучиться в партшколе»[1291].

Ну, в школе не в школе, а на пять лет заведующим отделом печати МИДа его все-таки задвинули. Пока Хрущев, возможно, вспомнив, что И. пострадал именно из-за него, не вернул служивого философа в идеологию: поставил сначала руководить Отделом пропаганды и агитации по союзным республикам, а потом и вовсе произвел в секретари ЦК по идеологии (1961–1965).

Конечно, бессменный член Президиума ЦК тов. Суслов был по номенклатурному весу куда крупнее И. Но неугомонному Хрущеву, помимо серого кардинала, следящего за порядком из-за кулис, требовался еще и идеолог попроворнее для конкретных поручений, угадывающий изменения властных интонаций с полунамека. И тут И. доверие оправдал полностью: подготовил десятки постановлений ЦК по вопросам развития, углубления и совершенствования коммунистического воспитания трудящихся и сам с трибуны, можно сказать, не сходил, сражаясь то с церковниками, то с ревизионистами, тунеядцами и «абстрактистами» всех мастей. Среди жертв его рвения «Люди, годы, жизнь» И. Эренбурга и «Застава Ильича» М. Хуциева, 13-я симфония Д. Шостаковича и выставка МОСХа в Манеже, чересчур правдивая проза Ф. Абрамова и чересчур головоломные концепции В. Турбина, да почти все, что стоило просвещенного внимания в те годы.

В узкий круг членов и кандидатов в члены Президиума И., правда, так и не ввели, но близость к самому первому лицу в государстве