Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Здесь можно пронаблюдать, как сталкиваются интересы по обе стороны московско-литовской границы. Речь Посполитая не отказывает Русскому царю в его притязаниях на ее корону, но ставит условия, заранее неприемлемые. Она требует русских городов и тем самым показывает, что никакого объединения государств, как это мечталось Грозному, на деле не будет. При объединении государств нет надобности передавать города из одного в другое, как нет надобности в пересмотре границ. При объединении государств граница между ними вообще стирается. Так что выдвигаемыми условиями польско-литовская сторона дает понять московскому правителю, что избрание на трон в Кракове кого бы то ни было из его семейства, пусть даже и его самого, не будет являться включением Речи Посполитой в состав Московской державы. А передачу городов сейм рассматривает как плату за избрание на трон.

Русский царь не остается в долгу. Его встречные требования не менее неприемлемы поляками и литовцами, чем те, что сами поляки и литовцы выставляют Москве. Грозный соглашается на предлагаемый ему трон сам или обещает отпустить сына, но только с условием сохранения королевской власти за его родом. Другими словами, он требует, чтобы проводимые сейчас выборы короля стали последними в истории. Монархия в Речи Посполитой, в случае избрания в короли представителя московской царствующей фамилии, должна стать наследственной. И, конечно же, снова повторяет идею объединения государств. Ситуация складывается тупиковая, но все же интерес подогревается заманчивой перспективой, и обе стороны пытаются найти согласие. Далее в той же речи, обращенной к польско-литовскому посольству, Иван говорит:

«Знаем, что цесарь и король французский прислали к вам; но нам это не пример, потому что, кроме нас да турецкого султана, ни в одном государстве нет государя, которого бы род царствовал непрерывно через двести лет; потому они и выпрашивают себе почести; а мы от государства господари, начавши от Августа-кесаря из начала веков, и всем людям это известно. Корона Польская и Великое княжество Литовское — государства не голые, пробыть на них можно, а наш сын не девка, чтоб за ним еще приданое давать. Если паны радные польские и литовские хотят нашей приязни, то прежде всего пусть пишут титул наш сполна, потому что мы наше царское имя получили от предков своих, а не у чужих взяли. Во-вторых, если Бог возьмет сына нашего Феодора с этого света и останутся у него дети, то чтобы Корона Польская и Великое княжество Литовское мимо детей сына нашего другого государя не искали; а не будет у нашего сына детей, то Польша и Литва от нашего рода не отрывались бы… А наши дети и потомки, кто будет на Короне Польской и в Великом княжестве Литовском, прав и вольностей их ни в чем нарушать не будут; и пусть Польша и Литва соединятся с нашим государством, и в титуле нашем писалось бы наперед царство Московское, потом Корона Польская и Великое княжество Литовское; стоять и обороняться от всех неприятелей им заодно, а Киев для нашего царского именования уступить нашему государству. Что прежде наша отчина была по реку Березину, того мы для покою христианского отступаемся, но Полоцк со всеми пригородами и вся земля Ливонская в нашу сторону, к государству Московскому, и без этих условий сына нашего, Феодора, отпустить к вам на государство нельзя; к тому же он несовершеннолетний, против неприятелей стоять не может».

Здесь не может не удивить непоследовательность в рассуждениях русского царя, и какая-то сумбурность его мыслей. Заметим, он снова настаивает на идее полного государственного объединения Речи Посполитой с Московской державой, без этого он не видит перспектив нахождения себя или своего сына на троне в Кракове. При этом, называя титул, он акцентирует на первенстве Москвы, а польско-литовскую составляющую своего будущего государства видит как придаток. Но при всем том он требует, чтобы Литва передала московской стороне Киев и согласилась бы на уступку Полоцка, хотя, казалось бы, если это одно государство, то что можно внутри него передавать? Или Грозный не до конца понимает все вокруг него происходящее, или не верит в затеянное. Второе из этих положений подтверждается еще и тем, что русский царь тут же, в продолжение той же речи, переходит к проблеме урегулирования спорных вопросов на случай провала его кандидатуры на выборах:

«Что же касается до вечного мира, то мы хотим его на таких условиях: Полоцк со всеми пригородами и Курляндия — к Литве, а Ливония — к Москве; Двина будет границею, а Полоцку и его пригородам с нашими землями граница будет по старым межам; и быть бы всем трем государствам на всех неприятелей заодно, а в короли выбрать цесарского сына, который должен быть с нами в братстве, и подтвердить вечный мир; мы готовы жить с цесарским сыном точно так же, как бы жили со своим сыном Феодором, если б дали его вам в государи. Знаю, что некоторые из поляков и из ваших хотят выбрать меня самого в короли, а не сына моего, и гораздо лучше, если б я сам был вашим государем».

Посол выражал сомнения на счет того, как Его Величество, царь Иван Васильевич, будет управляться с таким государством и будет ли он в состоянии обеспечить надежную его оборону по причине обширности этого государства, на что Грозный, как всегда пространно, отвечал:

«Мы на Московском государстве, в Польше и Литве государем быть хотим; управлять всеми государствами можем… Причины, тобою приведенные, делу не мешают; в титуле нашем стоять прежде царству Московскому, потом Польше и Литве, а для имени написать к Московскому государству Киев один, без пригородов; Полоцк с пригородами и Курляндию — к Литве, а Ливонию — к нашему государству Московскому; полный титул будет такой: Божию милостию господарь, царь и великий князь Иван Васильевич всей Руси, киевский, владимирский, московский, король польский и великий князь литовский и великий князь русский, Великого Новгорода, царь казанский, царь астраханский, а потом расписать области русские, польские и литовские по старшинству. Вере нашей быть в почете; церкви в наших замках, волостях и дворах, каменные и деревянные, вольно нам ставить; митрополитов и владык почитать нам по Нашему обычаю, прав и вольностей панских и шляхетских не нарушать, а увеличивать. Вольно нам в старости будет отойти в монастырь, и тогда паны и вся земля выбирают себе в государи из наших сыновей, который им будет люб; а сам я неугодного им назначать не буду. А если бы Великое княжество Литовское захотело нашего государствования одно, без Короны Польской, то нам еще приятнее».

Последнее высказывание русского царя представляет особый интерес.

При всей, казалось бы, неуемной одержимости увеличить свою державу Грозный, где-то уже далеко хватив через край, все-таки чувствовал предел, на котором следует остановиться. В этом смысле он понимал выгоду объединения только с одной Литвой, без Польши. Литва, включавшая в себя обширные земли бывшей Древнерусской державы, была намного богаче и сильнее Польской Короны, к тому же имевшей опасное соседство на западе со стороны воинственных германских народов. А потому Польша, в случае присоединения ее к Московскому царству, больше требовала бы для своей защиты, чем что-то давала бы сама. Не говоря уже об этнической и религиозной розни ее с Великороссией. Иное дело Литва. Подавляющее ее население было близко московским людям по родству и едино с ними по вере. Католицизм на землях Великого княжества Литовского за несколько лет после Люблинской унии еще не стал сколько-нибудь доминирующим, а вольность и распущенность, присущая полякам, не успела распространиться среди шляхетского сословия Литвы. И при этом Русь не входила бы в непосредственный контакт с воинственным германским западом, Польша оставалась бы для нее прикрытием, своего рода санитарным кордоном. А потому объединение с одной только Литвой было более приемлемо Грозным прежде всего тем, что оно не отдавало русского царя в руки своевольным панам. По этому поводу историк С.М. Соловьев отмечал: