Фристайл. Сборник повестей - Татьяна Юрьевна Сергеева

хотел было уйти, но, наконец, щёлкнул замок входной двери. На пороге появилась дочь его учительницы, которую он давно не видел, и поэтому не сразу узнал.

— Здравствуйте… Я к Нине Петровне. Она дома?

— Нет… — Услышал он в ответ. — Мамы дома больше нет. Её дома больше никогда не будет. Мы похоронили её позавчера…

Никита поперхнулся. Он только сейчас обратил внимание, что глаза дочери учительницы были красными и веки опухшими от слёз.

— Простите меня, пожалуйста… Я — ученик Нины Петровны и сосед из квартиры напротив…

— Вы — Никита? Мама рассказывала о Вас. Вы зайдёте?

Он покачал головой.

— Я могу спросить — что случилось?

— Обыкновенная история… Рак.

Он протянул цветы дочери своей учительницы.

— Пожалуйста возьмите… Поставьте возле её портрета. Если будет нужна какая-то помощь…

— Спасибо, Никита.

Он ругал себя последними словами: ведь он обращал внимание, что Нина Петровна как-то похудела, побледнела и осунулась. Последние полгода он вообще перестал встречать её ни в подъезде, ни на улице, и не задумывался, почему она не выходит из квартиры. Он, конечно, жил напряжённой жизнью, но этот никак не прощает его беспечность.

Никита опять попытался задремать, но снова услышал знакомый возглас.

— Важное! Спящие, проснитесь!

Прошедшая ночное дежурство в приёмном отделении было беспокойным. Когда больница дежурила по скорой помощи, приходилось вертеться всю ночь. Зато в не приёмные дни была лафа — можно было неплохо выспаться на топчане в санитарской комнате среди вёдер, швабр и тряпок для уборки. Но вчера они дежурили по городу, и в середине ночи к ним доставили вдребезги пьяного алконавта с оскольчатым переломом голени. У больного была фамилия «Макаревич», под наркозом спиртного боли он не чувствовал, и громко убеждал медсестру и травматолога, что он — родной брат «того самого Макаревича», и в доказательство пытался петь, горланя на всю больницу. Никита отвёз шумного пациента на рентген, где они с рентгенологом долго пытались его «сфотографировать», уговаривая помолчать, хоть несколько минут, и полежать спокойно. Перелом у Макаревича был довольно серьёзный, со смещением нескольких отломков. За время работы в приёмном отделении Никита не раз помогал дежурным травматологам делать репозицию. Эта процедура всегда достаточно сложная, в том числе и физически: обычно два медика тянут деформированную конечность в разные стороны, пытаясь растянуть спазмированные мышцы и установить осколки кости на положенное по анатомии место. В этот раз это сделать было особенно трудно. Во- первых, сам перелом был непростым, во-вторых, больного привезли через несколько часов после травмы, когда мышцы уже спазмировались. И, конечно, этот идиот вертелся, пел, матерился и мешал, как только мог. Возились они долго, неоднократные попытки поставить осколки на место завершались экскурсией в рентгеновский кабинет и обратно… Наконец, получилось. Медсестра наложила гипс, при этом пациент захрапел прямо на кушетке. Его оставили на месте и устроились в сестринской попить чаю. Только расслабились, как услышали громкое пение в коридоре: это больной гулял по отделению на только что загипсованной ноге. Медсестра чуть не заплакала — гипс был ещё сырой и мягкий. Никита снова повёз его на рентген. Вроде бы обошлось. Вместе с травматологом они привязали вопящего подопечного к кушетке, отдельно прибинтовав к ней его сломанную ногу. Тот, наконец, сдался и затих. И такие истории случались нередко. Наступило утро, и Никита побежал на трамвай, боясь опоздать на лекцию.

Наконец, лекция закончилась. В большой аудитории поднялся грохот: захлопали откидные сиденья деревянных кресел и столики, на которых особо прилежные студенты записывали лекции. Теперь был большой перерыв, во время которого можно было немного перекусить. Но Никите не хотелось даже шевелиться. Вера оставила на столике свою тетрадь и поднялась.

— Пойду пирожков куплю. Тебе взять?

— Взять, — кивнул Никита. — Подожди, я деньги дам.

— На четыре пирожка мне хватит. Потом отдашь. Тебе с ливером или с алебастром?

— С ливером, конечно. Два. Я посплю пока.

Студенческая столовая разнообразием меню не отличалась. Пирожки в ней продавались всегда с одинаковыми начинками — с ливером и творогом, который представлял из себя липкий белый комок, который студенты называли «алебастром».

С Верой они подружились ещё на первом курсе. Тогда произошла довольно комичная история, которая могла, тем не менее, закончиться большими неприятностями для обоих. А получилось вот что. Практические занятия по неорганической химии в их группе вёл молодой аспирант, очень строгий и принципиальный. Надо было сдать зачёт, казалось бы, несложный — при быстром опросе ответить на единственный вопрос: растворимый или нет названный преподавателем окисел. Надо было просто вызубрить и ответить правильно — «да» или «нет». Окислов в химии много, знание их свойств решает главную задачу — пойдёт реакция с их участием или нет. И, хотя Никита неорганическую химию, можно сказать, любил, уроки Нины Петровны не прошли даром, но зубрить свойства окислов параллельно с зубрёжкой анатомии и латыни, он был не в состоянии, не хватало ни сил, ни времени. Вот тогда он и попросил помощи у Веры, которая на все вопросы преподавателей всегда находила правильные ответы. Они недолго искали выход из положения. Дело в том, что преподаватель принимал зачёт в маленьком кабинете за небольшим круглым столом, вызывая к себе на испытания по два человека. Вера с Никитой договорились пойти вместе. При перекрёстном опросе, если названный окисел был растворимым, Вера должна была под столом наступить Никите на ногу, если нет — значит, не наступать. Но всё как-то сразу пошло не так: Вера почему-то на ногу Никите не наступала, и он вынужден был отвечать первое, что приходило в голову, и, как правило, не впопад. Вера удивлённо смотрела на приятеля, а он злился и краснел. Преподаватель их мучил недолго, и даже улыбки из себя не выдавил. Сделал замечание Вере, что она отдавила ему ногу, и обоим зачёт не поставил. Только тогда Никита понял, что его подружка наступала на ногу преподавателю, перепутав их ноги под столом. Зачёт пришлось пересдавать обоим. Растворимость окислов Никита преодолел. Но эта история сблизила его с Верой, они по-настоящему подружились.

На первых двух курсах у них в группе было двенадцать человек, из них — больше половины — девушки. Парни подобрались из обеспеченных семей, кое-кто приезжал на занятия на собственной машине. Ни на Дальнем Востоке, ни в Чечне никто из них не служил, и в армию идти не собирался вообще. Родителям удалось откупиться от военкомата, о чём однокурсники сообщали вслух, не стесняясь. Свободное время они проводили в дискотеках и на вечеринках. К Никите относились с уважением, но держались от него подальше.