А порою очень грустны - Джеффри Евгенидис

— Митчелл, тебе правда надо начать пользоваться дезодорантом.

Вскоре после этого она заснула.

Птицы разбудили его рано, и он сообразил, что сегодня — первый день. Быстро одевшись и поцеловав Мадлен в щеку, он отправился в Дом собраний друзей. Дорога шла через окрестные дома, большие, более старые, чем у Ханна, через сам городок Приттибрук, безнадежно отдававший милой стариной, где была центральная площадь со статуей Вашингтона, переходящего реку Делавэр (до которой было миль пятнадцать), и дальше, чередой зеленых улиц и вдоль поля для игры в гольф, пока город не кончился и началось поле сражения. Эти картины пробегали мимо так, словно Митчелл видел их на экране. Он был слишком счастлив, чтобы включаться в окружающее, и даже при ходьбе ему казалось, что он стоит на месте. Он то и дело подносил руки к носу, чтобы вдохнуть запах Мадлен. Запах — и тот оказался слабее, чем хотелось. Митчелл понимал, что в эту первую ночь занятия любовью удались им не идеально, да и вообще не особенно хорошо, но у них впереди было время — столько, сколько потребуется, чтобы все поправить.

Поэтому Митчелл совершил первый свой акт преданности — зашел в городскую аптеку и купил твердый дезодорант «Меннен спид». Он донес его в бумажном пакетике до самого Дома собраний, а усевшись, держал его на коленях.

День обещал быть жарким. По этой причине на семичасовом собрании народу было больше обычного — люди решили воспользоваться прохладой. Большинство друзей уже ушли в себя, однако Джо и Джун Ямамото, сидевшие с открытыми глазами, кивнули в знак приветствия.

Митчелл сел, закрыл глаза и попытался выкинуть все из головы. Но это оказалось невозможно. В первые пятнадцать минут он думал только о Мадлен. Он вспоминал, каково было держать ее в своих объятиях, какие звуки она издавала. Размышлял, предложит ли Мадлен ему поселиться с нею на Риверсайд-драйв. Или же лучше ему снять себе что-нибудь неподалеку и не торопить события? Как бы то ни было, ему надо было вернуться в Детройт, повидать родителей. Но задерживаться там надолго необязательно. Можно вернуться в Нью-Йорк, найти работу и посмотреть, что будет дальше.

Всякий раз, ловя себя на этих мыслях, он мягко переключал внимание на другое.

На некоторое время он погрузился глубоко. Он вдыхал, выдыхал и прислушивался, сидя среди других прислушивающихся тел. Однако сегодня что-то было не так. Чем глубже Митчелл уходил в себя, тем больше тревожился. Вместо счастья, как в прошлые разы, он испытывал наползающее беспокойство, словно пол у него под ногами вот-вот провалится. Подтвердить, что сейчас на него снизошел Свет, он не мог. Квакеры полагали, что Христос является каждому, это происходит без посредников, и каждый способен принять участие в нескончаемом откровении, однако те вещи, которые видел Митчелл, не были откровениями вселенской значимости. С ним говорил спокойный, негромкий голос, однако говорил он не то, что Митчеллу хотелось услышать. Внезапно, словно он воистину вступил в контакт со своим Глубинным «Я» и способен был объективно рассматривать свое положение, Митчелл понял, почему занятия любовью с Мадлен показались такими до странности пустыми. Дело было в том, что Мадлен не шла к нему — она просто уходила от Бэнкхеда. После того как она все лето противостояла родителям, Мадлен решила сдаться на неизбежное аннулирование брака. Чтобы разъяснить это самой себе, она пришла в спальню Митчелла.

Он был ее набором на все случаи жизни.

Эта истина вливалась в него, подобно свету, и если кто-либо из друзей поблизости заметил, как Митчелл вытирает глаза, то не подал виду.

Он проплакал последние десять минут, стараясь делать это как можно тише. В какой-то момент голос сказал Митчеллу еще одно: кроме того, что он никогда не будет жить с Мадлен, он и в школу богословия никогда не пойдет. Как он будет жить, было неясно, но он не станет ни монахом, ни священником, ни даже ученым. Голос убеждал его написать об этом профессору Рихтеру.

Однако этим понимание, которое принес ему Свет, и ограничилось, потому что минуту спустя Клайд Петтенгилл пожал руку своей жене, Милдред, и все, кто присутствовал в Доме собраний, стали пожимать друг другу руки.

На улице Клер Рут выставила на столик для пикников кексы и кофе, но Митчелл не задержался, чтобы побеседовать. Он направился по дорожке, мимо квакерского кладбища, где на табличках не было имен.

Через полчаса он вошел в дом на Уилсон-лейн. Он услышал, как Мадлен ходит по своей спальне, и поднялся по лестнице.

Когда он вошел к ней в комнату, Мадлен отвела взгляд — надолго, так что интуитивные подозрения Митчелла подтвердились.

Он не дал ситуации перерасти в еще более неловкую и быстро заговорил:

— Помнишь, я тебе то письмо послал? Из Индии.

— Которое я не получила?

— Ага, то самое. Я его не особенно хорошо помню — я уже объяснял почему. Но там был один кусок, в конце, где я писал, что собираюсь тебе кое-что сказать, кое о чем тебя спросить, только должен сделать это при встрече.

Мадлен ждала.

— Это литературный вопрос.

— О’кей.

— Среди тех книжек, которые ты читала по диплому и когда писала эту статью, — Остин, Джеймс и все прочее — там не было романа, где героиня выходит не за того, а потом понимает это, и тут появляется другой поклонник, парень, который всегда был в нее влюблен, и потом она сходится уже с ним, но в конце концов второй поклонник понимает: выйти замуж снова — последнее, что нужно этой женщине, у нее есть в жизни вещи более важные? Так что в результате этот парень так и не делает ей предложение, хотя по-прежнему ее любит. Есть какая-нибудь книжка с таким концом?

— Нет, — сказала Мадлен. — По-моему, ничего такого нет.

— А как ты думаешь, удачно это? В качестве концовки?

Он посмотрел на Мадлен. Может, ничего в ней такого уж особенного и нет. Она — его идеал, но в раннем представлении, и со временем это у него пройдет. Митчелл улыбнулся ей несколько идиотской улыбкой. Он сильно вырос в собственных глазах; может быть, он все-таки способен совершить в жизни что-то хорошее.

Мадлен села на упаковочный ящик. Ее лицо казалось более напряженным, чем обычно, не таким юным. Она сузила глаза, словно пытаясь как следует его разглядеть.

По улице проехал, сотрясая дом, грузовик для перевозок, и вслед ему по соседству хрипло заревел подагрический дог.

А Мадлен все щурилась, словно Митчелл был уже далеко, и наконец, благодарно улыбнувшись, ответила:

— Да.

Автор хотел бы поблагодарить следующих лиц за помощь в сборе и проверке фактов, использованных в романе «Матримониальный сюжет»:[39]доктора Ричарда А. Фридмана, директора психофармакологического отделения психиатрической клиники Пэйн Уитни Манхэттен, профессора клинической психиатрии в Медицинском колледже Вейлл Корнелл; профессора Дэвида Ботстайна, директора Института интегративной геномики Льюиса-Зиглера при Принстонском университете, и Джорджию Евгенидис, местного эксперта по «Мадлен». Кроме того, автор хотел бы сослаться на следующую статью, из которой он почерпнул сведения о генетике дрожжей: «Асимметрия переключения спаривания материнского и дочернего типа при почковании дрожжей не передается путем разъединения цепочек ДНК родительского гена НО», автор — Амар Дж. С. Клар.