Императорская Россия - Евгений Анисимов

Заглянем в источник

Открытие памятника Петру Великому было обставлено как триумф империи и напоминало грандиозное театральное действо. Перед стоявшими в парадном строю войсками и бесчисленными зрителями, заполнившими площадь (потом ее назвали Петровской), предстала «дикая каменная гора», которая была не чем иным, как огромным футляром, декорацией из раскрашенной парусины. Когда на площадь прибыла государыня, в небо взвилась ракета, и «вдруг, – писали «Санкт-Петербургские ведомости», – невиданным действием, к удивлению зрителей, изображенная каменная гора унижаясь… и, наконец, исчезнув со всех сторон без остатка, так что ни малаго следа не осталось (проще говоря, развалившись, как карточный домик. – Е. А.), показала изумленным очам зрителей Петра на коне, как будто бы из недр оной внезапно выехавшего на поверхность огромного камня с распростертою повелительною десницею».

В тот же момент небо раскололось от грохота пушек с Невы, раздался треск беглого ружейного огня всех стоявших на площади полков. «Ирой спокоен – конь яростен». Так писал современник об этой уникальной конной статуе. И до сих пор Медный всадник, как стали называть статую в XIX веке, поражает необычайной мощью, самодержавным величием, даже какой-то магической силой, как будто исходящей от него. Почти сразу же творение Фальконе породило легенды. Кажется, что именно в этом месте находится сердце города, живет его гений места, и пока могучий всадник вздымается на скале – город будет стоять на этих берегах…

Действующие лица

Архитектор Николай Львов

Львов красиво прожил свои 52 года. Счастливая судьба провинциала, успех, достигнутый талантом и случаем, романтическая любовь, благосклонность небес и властей, достаток, творчество, прекрасные, верные друзья, построенные по проектам Львова дворцы и церкви, которые будут стоять века, слава – это так много для любого обитателя земли! Недоросль из тверской глубинки, он приехал в Петербург в Измайловский полк и попал не просто в солдаты, а в полковую школу, где существенно дополнил свое образование. И тут талант Львова стал раскрываться. Он был необыкновенно симпатичным, оригинальным, легким, веселым человеком, чем-то похожим на Моцарта. На нем лежит отблеск гения, след, который оставляет на челе человека это неуловимое, виртуальное, капризное существо. А оно, как известно, опускается не на каждую голову. А еще Львова называли «русский Леонардо» – так широк был круг его увлечений, так открыта была его душа для творчества. Кроме стихов, музыка, живопись, от которой он переходил к скульптуре, но сильнее всего его привязала к себе архитектура. Львов недолго прослужил в гвардии, ушел в отставку капитаном и отправился за границу. Это путешествие заменило ему университет. Он впитывал шедевры Дрездена, Лувра, Эскориала, Рима, чья архитектура стала образцом для творчества Львова. Словом, он вернулся в Россию иным человеком – сформировавшимся художником, творцом.

Начало 1780-х годов особенно счастливо для Львова. У него появился не только добрый гений – Маша, но и могущественный покровитель – статс-секретарь Екатерины II и потом канцлер России Александр Безбородко. Он оценил выдающийся талант Львова и его человеческие свойства и познакомил с Екатериной II. Императрица была в восторге от проектов Львова и стала поручать ему строительство разных сооружений. В 1780 году он создает знаменитые Невские ворота Петропавловской крепости, затем начинает проектировать и строить Петербургский почтамт. Здесь же находилась казенная квартира Львова, в которой он с семьей прожил более десяти лет. В конце 1780-х – начале 1790-х годов квартира Львова в Почтамте слыла литературным салоном. Сюда регулярно приходили замечательные люди – литераторы и художники: Боровиковский, Капнист, Хемницер, Левицкий, Оленин. Львов был хорошим хозяином, он не надоедал гостям, но определял тон и уровень их общения. Все признавали его безусловный вкус, даже называли «гением вкуса». Особое место в жизни Львова занял «мой друг, радость» Гавриил Державин, ставший его приятелем и потом родственником (они были женаты на сестрах). Львов правил стихи Державина, был для него высшим судией, при этом Львов, человек легкий, независтливый и умный, никогда не пытался встать выше Державина.

Между тем сам Львов был наделен литературным талантом. В век высокопарности и манерности литературы он стоял за непривычную тогда в литературе простоту и естественность, он знал цену русскому языку, собирал русские народные песни.

Но все-таки Россия благодарна Львову не за оперы и стихи, которые, в общем-то, не выдержали испытания временем… а за русскую усадьбу, «отцом» которой он, в сущности, стал.