ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не стал говорить, что уничтожил документы, которые Дин взял из сейфа.
Люди президента собрались в Овальном кабинете, полные напускной бравады, после уничтожающего заявления Грея против Дина. Эрлихман сообщил, что председатель судебного комитета — лучший друг ФБР в конгрессе сенатор Джеймс Истленд из Миссисипи — отложил слушания по поводу выдвижения кандидатуры Грея на пост директора ФБР.
— С Греем в сенате покончено, — сказал Эрлихман президенту[537].
— Он обвинил вашего советника во лжи, — вступил в разговор Холдеман.
— С ним покончено, — сказал Дин, — потому что я могу пристрелить его.
Все вокруг засмеялись — это был последний смех, записанный на пленку в Белом доме.
Поздно вечером в воскресенье, 15 апреля, Эрлихман позвонил Грею домой с плохими новостями. Перед лицом официального обвинения Джон Дин принял решение спасать себя, раскрыв свои самые темные секреты большой коллегии присяжных.
— Очевидно, Дин решил выложить все начистоту, — сказал Эрлихман Грею[538]. — Очевидно, в числе прочих ему задали вопрос о конвертах, которые он передал вам.
Грей пришел в ужас.
— И что мне, черт возьми, с этим делать? Единственное, что я могу сделать, — это отрицать это.
Два дня спустя следователи ФБР по Уотергейтскому делу по приказу Марка Фельта постучали в ворота Белого дома. «Я беспокоюсь, — сказал Эрлихман президенту. — ФБР только что вручило повестку в суд охране Белого дома»[539]. Бюро пыталось выяснить имена людей, которые имели допуск и могли войти в Белый дом 18 июня 1972 года.
Президент Никсон. Господи Иисусе!
Эрлихман. Какого черта?
Президент Никсон. Где мы были тогда?
Холдеман. Какого числа?
Президент Никсон. Ну, 18 июня.
Холдеман. 18 июня.
Эрлихман. День прослушивания… Ну, может быть, тогда это и случилось с сейфом Ханта. Держу пари, что это тот самый день…
Президент Никсон. Мне нужно, чтобы кто-то был здесь в качестве адвоката.
Холдеман. Министр юстиции.
Президент Никсон. Мне нужен директор ФБР.
26 апреля Грей признал свою роль в уничтожении улик по Уотергейтскому делу у министра юстиции Кляйндинста. Министр юстиции немедленно позвонил президенту. «Это невероятная глупость, — сказал Никсон. — Ему придется подать в отставку»[540].
Исполняющим обязанности директора ФБР Грей прослужил 361 день. Его будущее было безрадостным. Перед ним была перспектива нескольких лет уголовного расследования. Он подумывал о самоубийстве. Всю свою оставшуюся жизнь он страдал от глубочайшего позора.
Марк Фельт был уверен, что его изберут руководителем ФБР. Он обманывал себя. Он пробыл исполняющим обязанности директора три часа. Вместо него Никсон выбрал республиканца по имени Уильям Д. Рукельсхаус — главу Агентства по охране окружающей среды — недавно созданной организации, ведавшей природными ресурсами Америки. Его решение казалось необъяснимым всем заинтересованным лицам, включая самого кандидата на должность директора Бюро. Но Никсон навязывал ему эту должность со все возрастающей яростью на протяжении часа.
«Я никогда не видел президента в таком возбуждении, — вспоминал Рукельсхаус. — Меня встревожило его состояние»[541].
В конце концов они заключили сделку: он отработает недолгое время исполняющим обязанности директора, пока Никсон не найдет подходящего человека на место Гувера. Если ему было трудно пройти интервью при назначении на должность директора, то первый день работы на новом месте был еще хуже. На его рабочем столе — рабочем столе Гувера — лежало письмо к президенту, подписанное Марком Фельтом и каждым из его помощников, в котором они выражали свой протест против его назначения. В этом не было ничего личного, как сказал Рукельсхаус. «Они просто считали неуместным иметь в качестве преемника Гувера орнитолога». Затем Рукельсхаус пошел на спешно созванное совещание в кабинете министра юстиции. «Дик Кляйндинст эмоционально объявил, что уходит в отставку, — сказал Рукельсхаус. — Он был чрезвычайно озлоблен».
Судьба Фельта была окончательно решена несколько дней спустя.
Без сомнения, Никсон решил, что Фельт был источником разгромной статьи, опубликованной на восемнадцатой полосе «Нью-Йорк таймс» утром в пятницу, 11 мая, с подробным изложением содержания разговоров помощников президента и выдающихся журналистов, прослушивать которые приказал Никсон с 1969 года.
«Фельт — чтобы все это знали — проклятый изменник, и смотрите за ним очень хорошо, — сказал на следующий день Никсон своему новому начальнику штаба генералу Элу Хейгу. — Он должен, разумеется, уйти… сукин сын»[542]. По приказу президента Рукельсхаус приказал Фельту покинуть ФБР. Так как его отставка была неизбежной, Фельт облачился в плащ Глубокой Глотки, идя на тайную встречу с Бобом Вудвордом из «Вашингтон пост». Он сказал, что сам президент — главный заговорщик в Уотергейтском деле.
ФБР начало бешеную охоту за сводками и записями прослушанных разговоров Киссинджера, которые Билл Салливан тайно вынес из штаб-квартиры. К вечеру 11 мая агенты ФБР допросили Салливана, Холдемана, Эрлихмана и Джона Митчелла. Митчелл солгал, сказав, что он никогда не одобрял прослушивание телефонных разговоров. Но он сообщил по секрету, что знал о нем.
Это было частью «опасной игры, которую мы вели»[543], — признался он. Он сообщил ФБР, где надо искать записи. Следователи ФБР на следующий день уже были в Белом доме.
«Записи были найдены через две недели, в субботу, в сейфе Джона Эрлихмана, — вспоминал Рукельсхаус. — Агент ФБР, посланный мной в Белый дом охранять эти записи и другие документы в кабинете Эрлихмана, перенес сильную встряску, когда президент Соединенных Штатов схватил его за лацканы пиджака и спросил, что он там делает».
Ожесточенная борьба за контроль над правительством была беспощадной. Уотергейтские слушания, проводимые в сенате, выудили убийственные показания у рядовых сотрудников администрации Никсона. В передовых статьях в прессе были изложены все факты. Но информация — почти вся — имела свой источник в работе ФБР. И эта информация набирала силу. Каждый ее ручеек впадал в могучую реку, которая была силой, позволяющей воде прорезать твердую скалу. При поддержке большой коллегии присяжных и прокуроров, которые ими руководили, следователи ФБР оберегали власть закона от препятствий правосудию. И по закону агенты совершали акт созидательного разрушения, добиться которого «левые» радикалы могли только мечтать.