Во власти девантара - Бернхард Хеннен

Ландаль изо всех сил налег на весла. Вода хлынула через борт. Они неслись среди белой пены на гребне приливной волны. Быстро, словно на эльфийском скакуне, мчащемся во весь опор, они летели прочь. Мандред не отваживался даже вздохнуть. Но Лут был на их стороне. И они ушли невредимыми.

А корабли троллей оказались запертыми во фьорде из-за ледяного барьера. Дальнейшее преследование было невозможно.

На борту командование над эльфами принял Ландаль. Он решил, что тело Элодрина не следует предавать волнам. Его завернули в одеяла и положили между скамей гребцов. Раненая Нардинель затянула погребальную песню, в то время как остальные эльфы устанавливали небольшую мачту, чтобы вперед их несла сила ветра. Однако до тех пор, пока они не выйдут из фьорда, им придется работать на веслах.

Когда беглецы вышли в открытое море, Ландаль решил взять курс на юго-восток. Мандред погрузился в безмолвную апатию. Ему было безразлично, что предпринимают эльфы. Его мучила нога, он жестоко мерз. Фародин лежал в глубоком забытьи рядом с телом Элодрина. Его товарищ дышал ровно, но любые попытки разбудить его заканчивались неудачей.

Ландаль утверждал, что Фародин погрузился в целебный сон, однако Мандред сомневался в этом. В худощавом эльфе было что-то неприступное. Похоже было, что он владеет необычными магическими силами. Он безо всяких усилий следовал по тропе альвов в море. На третий день пути он обнаружил большую звезду альвов и открыл врата, которые выглядели совершенно иначе, чем те, которые до сих пор открывали товарищи Мандреда. Над волнами возникла сверкающая радуга.

При переходе в Альвенмарк Фародин проснулся. Взмахнув руками, он сел. Ему потребовалось много времени, чтобы осознать, где он находится. О том, что случилось в Нахтцинне, рассказывать он не захотел. Пошел на нос и принялся смотреть на море.

В Альвенмарке было не так холодно. Постоянный ветер наполнял паруса, и спустя два дня после прохождения врат они добрались до Релимее, белого города на берегу моря.

Ландаль поселил их в своем доме, и все выжившие поклялись, что ничего не скажут Эмерелль о том, что Фародин и Мандред вернулись.

С каждым днем, проведенным в Белом городе, беспокойство Фародина возрастало. Однако сильное ранение у Мандреда не позволяло им покинуть Релимее так быстро, как хотелось бы. А Мандред наслаждался покоем. Каждый день его приходила проведать сгорбленная Нардинель. Она на удивление быстро исцелилась от раны, нанесенной стрелой. Ее целительные руки искусно собрали его кости и сделали даже больше… Ни одна эльфийка не относилась к Мандреду так, как Нардинель. Еще в лодке она грела его своим телом, когда его охватывал озноб, и в Релимее она тоже часто делила с ним ложе. Говорила она мало, и до самого дня расставания Мандред не мог объяснить, чем вызваны ее чувства.

Когда спустя две недели после их прибытия в Релимее он снова вышел в море, чтобы вместе с Фародином вернуться в мир людей, она не нашла слов для прощания. Лишь молча вложила ему в руку браслет, сплетенный из ее длинных черных волос. Затем повернулась и вскоре исчезла в суете гавани.

Ее странная любовь оставила у Мандреда смутное чувство беспокойства. И он порадовался тому, что возвращается в свой мир, где он понимает женщин, по крайней мере, иногда.

Нурамону казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он стоял в этом самом месте и разгадал часть загадки. Перед ними в скале сверкали драгоценные камни: бриллиант, горный хрусталь, рубин и сапфир.

Альверих прочел надпись над горным хрусталем и произнес слова:

— Пропой песнь Дареен, о, дитя ночи! Спой о ее мудрости, положив руку во тьму! Спой слова, произнесенные когда-то, и войдите бок о бок.

— Как звучат твои слова? — спросил Нурамон своего брата по оружию.

— Вот так: В тихую осеннюю ночь / подобен альвам / звезды в гроте / ясно как никогда / как они возникают.

— А мои слова ты помнишь? Мы должны объединить наши слова, а затем спеть вместе. Значит, звучать это будет так: Ты пришла к нам в тихую осеннюю ночь/ Голос твой был подобен альвам / Ты показала нам звезды в гроте / Они сияли ясно, как никогда / И мы увидели, как они возникают.

На лице Альвериха появилась улыбка.

— Сделать из двух песен одну! Теперь я понимаю! — Он положил руку на камень горного хрусталя. — Давай споем вместе песню-ключ.

Песня-ключ! Карлик подобрал верное слово. Это был ключ к вратам оракула. Нурамон положил руку на бриллиант, они быстро переглянулись с Альверихом, а затем запели.

Едва отзвучали слова, как бриллиант и горный хрусталь засияли. Из бриллианта устремился ослепительный свет, уже знакомый Нурамону, в то время как из горного хрусталя полился свет свинцовый и устремился к центру через прожилки в рубине. В красном драгоценном камне лучи встретились и объединились в один, который, сверкая, влился в сапфир. Голубой драгоценный камень вспыхнул и запульсировал, словно в нем билось сердце из света.

Внезапно драгоценные камни и надписи перед ними пропали. Альверих испуганно отпрянул. Нурамон поглядел на свою руку, теперь касавшуюся голой скалы. А та внезапно стала такой мягкой, что рука могла свободно пройти сквозь нее. Кончики его пальцев уже утонули в камне. Когда он погрузил руку дальше, карлик удивленно поглядел на руку Нурамона, а затем и сам отважился позволить своей руке исчезнуть внутри скалы.

Нурамон обернулся к Фельбиону, державшемуся на расстоянии.

— Идем с нами!

Вместо того чтобы приблизиться, конь отвернулся. Очевидно, животное собиралось подождать снаружи. Это не было похоже на обычное поведение любопытного Фельбиона.

— Давай войдем, пока эти странные врата не закрылись снова! — крикнул карлик.

И они бок о бок вошли в скалу.

Может быть, когда-то так путешествовали по тропам альвы, пронизывая взглядом стихии?

Нурамон почувствовал, как переступил порог звезды альвов. Окрестности изменились, светлые камни превратились в красно-коричневые. Еще два шага, и лицо Нурамона показалось из скалы. Перед ним лежал коридор, обрамленный стенами цвета корицы. Они оказались в узком ущелье, в которое с трудом проникал солнечный свет. Под ногами был волнистый песок. Раньше это могло быть руслом реки, в которое никто не ступал уже на протяжении целой вечности.

Нурамон огляделся вокруг. Альвериха рядом не было. Он испуганно обернулся. Затем из скалы наконец появилось глуповато улыбающееся лицо карлика, и Альверих тоже вышел на свет.

— Где ты был? — спросил карлика Нурамон.

— Если это врата, то я был, пожалуй, в сторожке. И там я нашел это, — Альверих раскрыл ладонь. На ней лежала маленькая фигурка дракона из зеленого камня. — Это нефритовый амулет карликов, он приносит счастье.