Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

Я пребывала в сладкой полудремоте, когда «Хонда» ввезла меня в очередной уголок райских поселений, где среди цветущих магнолий стояли внушительные жилища в апофеозе свежих газонов и цветочных клумб. Двухэтажный дом, слепленный из нетёсаных серых камней, вдруг оказался совсем рядом, и мелко переплетенные окна дружелюбно подмигнули. Под обильными стеклами и французскими дверями стелился ковер из цветов, остальное пространство газона щедро орошалось брызгами из двух хлопотливых водометов.

Я с трудом отстегнулась от ремней и нерешительно вступила в пасторальные пространства. Не то что бывать, мне и в мечтах грезить о таких хождениях в гости не доводилось. Именно так, оказывается, живут в Америке приличные люди, простая университетская профессура.

Обе двери в дом, одна из цельного стекла, другая из мореного дуба, стояли настежь открытые (видимо, море преступности, захлестнувшее США, до этих широт не доплескивалось!), мы с Жанин прошли на первый этаж, целиком состоящий из гостиной. Там она заботливо усадила меня на шелковый диван и скрылась.

Не слишком хорошо соображая, во сне то или наяву, я по очереди осматривала по очереди просторную светлую залу и неправдоподобный вид из окон. В одном возникали листья и цветы магнолий, переходили в иные цветущие кустарники, далее виднелся беленький дом с верандами за живой изгородью. Пошлые слова «Живут же люди!» в голову даже не приходили, присутствовала упрямая уверенность, что земные люли так жить не могут, тут явно кроется некая ошибка. Может быть, черный режиссер Мехти меня все-таки застрелил, и дальнейшие иллюзии означали сложный переход в иные миры, происшедший в узнаваемых формах по заботливой благосклонности ангелов.

Посреди сложных полудремотных рассуждений одна из стеклянных дверей в сад открылась, и в гостиную вплыли золотисто-рыжая собака средних размеров и большой человек в джинсах и клетчатой рубахе. В руках он нес громадные кривые ножницы, поэтому не успел удержать золотистое видение, оно бросилось ко мне с объятьями и поцелуями.

— О Боже, Гуффи! — хором вскричали большой человек и показавшаяся на верху лестницы Жанин. Милочка Гуффи успешно облизала мне лицо и руки, даже успела оставить пару отпечатков лап на платье, прежде чем хозяева убедили ее водворить собачье гостеприимство в более умеренные рамки. Я-то лишь порадовалась, что собачий порыв диктовался чистым дружелюбием, но Бивены были смущены.

Зато знакомство с Расселом состоялось с полной непринужденностью, он произнес в сокрушении:

— Да, я и есть Рассел Бивен, хозяин и опекун этой чертовой собачьей девицы, простите ее ради Бога, она еще мала и глупа.

Рассел оказался располагающим к себе джентльменом, похожим на большого и умного плюшевого медведя. Жанин добавила к покаянной речи свое признание:

— Мон дье! Платье у Катрин испорчено, но я постараюсь спасти, что возможно. И видишь, Рассел, я так глупа, я забыла, что Катрин лишь вчера прилетела из Москвы, у нее, конечно, перепуталось время. Бедное дитя засыпает на ходу, а я хотела показывать ей столицу. Какое счастье, что мы приехали сюда, сейчас уложим ее отдохнуть, а я тем временем посмотрю, что можно сделать с этим прелестным платьем.

— О да, великолепная идея, дорогая! — возрадовался Рассел. — Пускай Кэтрин отдохнет с дороги, а к пробуждению мы устроим американский пикник на лужайке. Сейчас я съезжу за мясом и сосисками. Бай, Кэтрин, приятных сновидений!

Жанин отвела меня вверх по лестнице в одну из спален, предложила свежезастеленную кровать и легкий шелковый халат. Возражать против апогея гостеприимства не приходилось, я поблагодарила, отдала хозяйке истоптанное ее питомицей платье и устремилась в чужестранную постель. Жанин опустила жалюзи и удалилась.

Кто бы мог подумать, что мой первый визит в американский дом начнется со спальни для гостей и хозяйкиного халата! Однако засыпать на диване во время любезной беседы было, пожалуй, еще бестактнее, и я подчинилась неизбежному почти без угрызений совести. За окном шелестели магнолии, иногда в спальню врывался порыв благоуханного бриза (или муссона), где-то вдали гудело шоссе, по соседству раздавались детские голоса… Я думала, что несмотря на дремоту, заснуть не сумею, но Морфей исправно сопровождал за океан и навеял неглубокое освежающее забытье.

Не помню, какое впечатление я восприняла раньше: или глаза легко открылись, а ветерок донес запах жареного мяса, или бриз пахнул шашлыком и способствовал приятному пробуждению. Во всяком случае, я открыла глаза в чужой спальне и сразу поняла, что меня сейчас накормят. В доме было тихо, я накинула халат и проскользнула в примыкающую ванную комнату, где освежилась, усиленно размышляя, насколько удобно спускаться в гостиную в халате. А если нет, то как дать знать милым хозяевам, что гостья пробудилась и готова ужинать.

(Признаюсь, мгновенная адаптация к любым ситуациям составляет одну из приятных сторон моей личности, но не перестает удивлять меня самоё. Из меня получилась бы идеальная Алиса в стране чудес, я вживаюсь в любые обстоятельства с молниеносной быстротой и едва ли не слабоумной готовностью. Может быть, годы погружения в рукописные творения авторов любых направлений и личное знакомство с творцами расшатали в моем восприятии границы реального и невозможного. Я способна принять за реальность любой бред, происходящий со мной, и действовать соответственно. Хорошо, что на сей раз бред выпал великосветски-приятного характера.)

Пока я лениво грезила, стоя у окна спальни, дверь отворилась, и на пороге появилась Жанин с моим платьем в руках.

— Я надеюсь, Катрин, вы хорошо отдохнули, — промолвила она. — Посмотрите, почти все отчистилось, но все же простить негодяйку невозможно, у нее чудовищные манеры. Разрешите, Катрин, я постараюсь компенсировать, иначе буду чувствовать себя неловко. Конечно, в этой стране найти такую вещь трудно, здесь все, как на сельской ярмарке в Оверни, но мне удалось отыскать пару мест.

— Ну что вы Жанин, я не могу этого позволить, практически ничего не видно, — утешала я хозяйку, рассматривая в зеркале особо пострадавшие места на юбке платья. — Собачка такая милая, она — чудесная крошка, и необыкновенно красива.

— Значит, мы договорились, — Жанин великодушно отмела возражения. — Только позвольте помочь вам выбрать. Сейчас я боюсь вас огорчить, но доктор Рассел Бивен приготовил кошмарную порцию мяса в гриле, и вам придется оказать уважение его кулинарным талантам. У него странные идеи насчет питания, абсолютно неортодоксальные. Я просто прихожу в отчаянье. Жиры, холестерин. Можете себе представить, он предпочитает сливочное масло, цельное молоко и необезжиренный творог. Утверждает, что требования природы…

— Ах, не может быть! — обронила я вежливо.

И не стала объяснять доктору Жанин Бивен, что пришелице из полуголодной, едва вышедшей из карточек России, странные идеи доктора Рассела кажутся скорее симпатичными, чем губительными для здоровья. Особенно в свете предстоящего ужина, по местным обычаям обеда, после удивительно полезного зеленого ланча, обеда по-нашему.

Мы спустились по лестнице, пересекли гостиную под другим углом и вышли из боковой двери (не такой роскошной, как парадная) на небольшую лужайку перед домом. На кирпичном полу под открытым небом был раскинут легкий металлический столик со скамейками по бокам. В центре лужайки шипел и исходил дразнящими ароматами гриль, переносная печка с решеткой. Около гриля колдовал хозяин в цветном фартуке, за ним по пятам следовала преданная Гуффи. На столе красовались судочки с соусами и тарелки с горами зелени. Очевидно, это был вклад Жанин в затеянный её супругом варварский пикник.