Загадка о тигрином следе - Антон Кротков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одиссей распорядился, чтобы один из красноармейцев взял уполномоченного к себе на лошадь.
* * *
Ещё через полверсты им встретилось небольшое озерцо. Скорее это был даже пруд, который местные жители выкопали для сбора дождевой воды. Ягелло предложил напоить лошадей, набрать воды и сразу следовать дальше. Но неожиданно Одиссею пришла в голову одна идея, и он велел ставить лагерь и варить обед.
После еды Луков предложил ближайшим соратникам пойти искупаться. Никто не возражал. Кира сразу объявила, что её стесняться не следует, так как она врач. Комиссар Лаптев первым скинул с себя всю одежду, и в чём мать родила с разбегу бросился в воду. Ягелло и почтенный археолог предпочли остаться в нижнем белье, не решаясь заголяться перед женщиной, пусть даже медиком. Мануйлов разделся до кальсон.
Кира сидела на берегу, обхватив руками колени, и с улыбкой смотрела, как плещутся, словно дети, взрослые мужчины. В какой-то момент Луков оказался рядом с хохочущим от души Мануйловым. На безволосой груди чоновца красным пятном выделялась экзема.
Одиссей стал говорить, что в последний раз так душевно купался в настоящем море – в Каспии вблизи Баку. Мол, там он познакомился с молодым человеком по фамилии Тагаев, который затем любезно вызвался показать ему городские достопримечательности.
Одиссей видел, как при упоминании этой фамилии Мануйлов сразу переменился в лице и начал машинально скрести ногтями пятно на груди, раздирая покрывающую его грубую корку в кровь. Мри этом он старательно пытался сохранить улыбку.
– А почему вы поменяли фамилию? – неожиданно в лоб поинтересовался Луков. – Ведь вас же тоже зовут Тагаевым Муссой! Мануйлов всё ещё продолжал по инерции улыбаться, но глаза его метались по сторонам. Они были наполнены страхом. Нет, это был даже не страх – ужас! На какое-то время на этого прошедшего огонь и воду воина нашёл столбняк. Теперь у Одиссея окончательно рассеялись все сомнения. Впрочем, Мануйлов попытался взять себя в руки и изобразить на лице недоумение.
– Я н-не пон-н-нимаю вас.
Одиссей вспомнил, как старый жандармский генерал говорил ему, что если желаешь поймать человека на лжи, ни в коем случае нельзя давать ему передышку, чтобы он не мог обдумать положение и попытаться подготовиться к новым вопросам.
– Ведь ваш отец, кажется, владел нефтяными промыслами в Баку, верно? Вас с детства учили наказывать плёткой нерадивых рабочих и приказчиков! Вот откуда у вас привычка стегать людей!
Вместо ответа Мануйлов шутливо махнул рукой, давая понять, что, мол, всё – хватит! Он оценил юмор начальника и признаёт себя побеждённым в этом розыгрыше. Чоновец вышел на берег, подхватил одежду и, на ходу натягивая её на себя, направился к лошадям. Одиссей следовал за ним.
– Задержите его! – крикнул Луков двум беседующим между собой красноармейцам, указывая на чоновца. Бойцы находились как раз на пути Мануйлова. В этот момент чоновец быстро оглянулся на Одиссея и вдруг припустил бегом к лошадям. Прекрасно тренированный наездник, он с разбегу запрыгнул в седло своего коня, отпихнул ногой подбежавшего солдата, сбил лошадью второго, и галопом понёсся прочь. Всё произошло так быстро и неожиданно, что больше никто не понял, что происходит…
Вдали затихал стук копыт. Одиссей стал объяснять ничего не понимающим товарищам причину странного бегства Мануйлова. Изловить разоблачённого чекиста вызвались его собственные люди. Однако, уехав, они так и не вернулись. Из этого все сделали вывод, что охотники присоединились к своему предводителю. Лаптев обвинил Одиссея, что начальник дважды допустил преступную недальновидность: сначала не распознав у себя под боком шпиона, а затем позволив улизнуть его подручным.
– Здесь необходимо классовое чутьё! – объявил, имея в виду конечно же себя Лаптев. При этом он не желал вспоминать, что сам на всех привалах держался рядом с Мануйловым, всячески подчёркивая свою дружбу с крутым «Бичом басмачей».
* * *
Возникла парадоксальная ситуация! С одной стороны местность, которую теперь пересекал отряд, обычно славилась влажным щедрым климатом на всю Азию. Горный хребет, замыкающий долину с востока, служил могучим заслоном для испарений, поднимающихся с полей Ферганы. Охлаждаясь в нижних слоях атмосферы, влага выпадала частыми и обильными осадками. Почва здесь хорошо увлажнялась. Таким образом, в этом природном оазисе были созданы чрезвычайно благоприятные условия для всех видов жизни, особенно для растительной. По обочинам дорог росли стройные кипарисы и фруктовые деревья. Вокруг простирались лиственные леса, в которых рос грецкий орех, алыча, груша, боярышник, барбарис. Живописно зеленели луга… Но как назло именно в предшествующие появлению в этих местах экспедиции недели, с дождями случилась непредвиденная заминка.
Таким образом, вся надежда теперь была только на колодцы. А с ними у экспедиции возникли серьёзные проблемы. Причём так совпало, что начались они практически сразу после бегства Мануйлова. Крупная вода экспедиционерам больше не встречалась, теперь они шли от колодца к колодцу. Вскоре им стали попадаться колодцы, засыпанные песком или заваленные трупами людей и животных. Ни у кого не было сомнения том, что это дело рук банды бывших чоновцев. Приходилось тратить много времени на расчистку источников воды. Но даже после многих часов утомительной работы в лучшем случае удавалось добыть полведра зловонной жижи, которую врач экспедиции категорически не рекомендовала пить людям. И это не смотря на мучающую всех жажду! Один из красноармейцев втайне ослушался врача и тяжело заболел животом. После этого Одиссею пришлось выставлять у колодцев часовых, ибо обезумевшие от жажды люди готовы были наброситься даже на отравленную трупным ядом влагу.
Четверо суток отряд не имел воды. Кони и люди стали валиться с ног от обезвоживания. Солдаты были готовы сутками шагать с пустым желудком, лишь бы им пообещали воду.
Выручил Ягелло. По одному ему известным признакам бывший пограничник вначале отыскал несколько дождевых ям. А затем вывел отряд к старинному колодцу, который не был отмечен ни на одной карте.
– Эта мерзкая гиена – Мануйлов просчитался! – весело объявил Лаптев, самодовольно похлопывая себя по раздувшемуся от выпитой воды животу. – Когда мы его поймаем, надо будет придумать ему какую-нибудь особенную казнь. Или нет. Для начала его следует хорошенько выпороть.
Надо сказать, что склонный к актёрству комиссар резко изменил образ. Теперь он носил бурку на голое тело. На его обнажённой груди на жёлтом шнурке болтались бесчисленные шаманские амулеты и заговорённые, видимо, от вражеских пуль, талисманы. Неизвестно, продолжал ли он втайне от всех исполнять регулярные обряды своей религии, но то, что Лаптев переживал период активного увлечения восточным мистицизмом, сомнению не подлежало.
Почерневший от загара, исхудавший, комиссар сумасшедшим галопом носился вокруг отряда в приступах бешенной энергии. Когда Одиссей был далеко и не мог вмешаться, Лаптев пытался руководить людьми. Для него явно не прошло даром близкое знакомство с чоновцем, ведь в этих местах Мануйлов имел мрачную славу очень жестокого карателя. Явно подражая беглому чекисту, Лаптев тоже обзавёлся длинным бичом-ташуром и использовал его при любом удобном случае. Многие отставшие от колонны солдаты изведали на себе новой комиссарской плети. Вскоре люди стали опасаться даже смотреть на него, – кто его знает, что на уме злого как цербер мальчишки! Может, из-за обезвоживания Гранит будто повредился в уме. Комиссара стали бояться, как чумы, чёрной оспы, сатаны.