Чертополох и терн. Возрождение веры - Максим Кантор

Событие в Кане, описанное Иоанном, состоит в следующем: у пирующих закончилось вино, кувшины их опустели, и пир продолжаться не мог. Тогда вошедший в комнату Иисус чудесным образом обратил воду в вино и утолил их жажду. Во избежание непонимания Питер Брейгель на первом плане нарисовал гору пустых кувшинов, в которых не осталось ни капли, а слуга сцеживает последнее из последнего кувшина, где осталось на донышке. Тот гость, что как раз и обернулся, пораженный, к дверям, поднимает свой опустевший кувшин с требованием кубок наполнить – и в этот момент появляется Сын Божий. Иисуса видит и музыкант с волынкой – центральная фигура композиции. Музыкант перестал играть – онемел, пораженный. Между тем через другую дверь уже вносят сотворенное Господом вино.

Композиция картины «Крестьянская свадьба» практически точно воспроизводит картину Герарда Давида и его мастерской «Брак в Кане Галилейской» из луврского собрания. Невеста, точь-в-точь как в композиции Боутса, помещена художником на фоне ковра, но Иисус, которого Боутс вывел за пределы комнаты, у Брейгеля оказался и за пределами картины.

Вот его-то – Сына Божьего – и видят гости деревенской свадьбы. Так раскройте глаза, научитесь смотреть и вы!

Как происходит пробуждение, Брейгель написал. «Обращение Савла» Брейгеля показывает войско карателей, что поднимается по горным кряжам, а разрешается действие кульминацией – падением Савла с коня и внезапным прозрением. Простым языком сказано об очевидной вещи: путь к истине тяжел, надо преодолеть много круч. Впрочем, кручи приходится преодолевать и зрителям. В этой картине важно все: и когда она написана, и в связи с чем, и почему на картине те же солдаты, что изображены в «Проповеди Иоанна Крестителя», и кто такой для Брейгеля Савл. Картины Питера Брейгеля перетекают одна в другую, как романы Бальзака, как романы Фолкнера, – это единое повествование.

Традиционно созданное Брейгелем делят на три или четыре раздела – членение связывают с влиянием босховского наследия, с путешествиями в Италию, с переездом из Антверпена в Брюссель, с нидерландской революцией.

Первый раздел – аллегории: «Падение Икара», «Триумф смерти» и «Падение восставших ангелов», рисунки «босховского» толка. Второй раздел – библейские и евангельские притчи: «Вавилонская башня», «Несение креста», «Самоубийство Саула», а также притчи онтологического характера – «Детские игры», «Битва Масленицы и Поста». Третий этап – цикл картин «Времена года», который можно трактовать как Часослов для бедных, молитвенник тружеников. В этот цикл вплетены евангельские картины, которые Брейгель продолжает писать, – «Перепись в Вифлееме», «Избиение младенцев». Действие всех этих картин проходит в одном и том же ландшафте, в одной и той же местности. Цикл, посвященный простому труду одной деревни, закономерно переходит в так называемый крестьянский период. Брейгель завершает «Комедию труженика» изображением крестьянских праздников. Праздники происходят все в той же деревне – мы узнаем даже церковь. Праздники соседствуют с войной: к этому же времени относятся и картины «Обращение Савла», «Проповедь Иоанна Крестителя», «Притча о слепых», «Сорока на виселице». Эти жестокие притчи связаны, но странной, болезненной связью, с крестьянским благостным циклом. Обычно долгие романы (например, романы Диккенса) кончаются хорошо – герои женятся, и зло наказано; хорошо заканчивается и «Божественная комедия» Данте, да и в «Человеческой комедии» Бальзака всем воздается по заслугам. Зритель, обобщив творчество Брейгеля, не может удержаться от вопроса: так чем же история с фламандской деревней закончилась? Герои поженились? Кто победил? Буйные народные «кермесы» в совокупности с проповедью в лесу часто воспринимают как гимн Нидерландской революции, рассказ о движении гезов. Праздновали, работали, взялись за оружие. На суд потомков явлена фигура фламандского мастера XVI в., который, выражаясь языком XX в., «принял революцию». Брейгель словно бы завещал свое творчество этой новой свободе. Требуется ответить, так это или не так.

8

Войска герцога Альбы вошли во Фландрию в 1567 г. для подавления восстания иконоборцев 1566 г.

Бургундскую культуру, тлевшую в провинциях Низких земель, фламандский крестьянин ненавидел на уровне животного инстинкта, как французскую католическую, – ее и уничтожал. Свирепый крестьянский бунт получил название иконоборческого восстания, и с него начинается Нидерландская революция – но менее прочего бунт был направлен против «испанских завоевателей». Испанский гарнизон во Фландрии был ничтожен, а процветание купечества Гента и нобилей Антверпена не зависело от далекого Карла V Габсбурга. Иное дело, что жизнь городов поставлена под вопрос голодом 1546 г., а удвоенные налоги, в довершение неурожая, сделали жизнь невозможной. Но оброк брали не испанцы, совсем нет; испанцы позволили Фландрии широкое самоуправление. Испанский оброк вотировался через Генеральные штаты, то есть деньги взимались через местные власти, которые отчитывались перед испанцами собранными налогами, но собирали налоги вдвое против запрошенных, не забывая свою выгоду. К примеру, гнев Робин Гуда на налоги Иоанна Безземельного усугублялся поборами местной власти (шерифа Ноттингемского), которая именем короля взимает оброк и для короля, и, поверх, для себя. Ровно то же самое происходит в городах Фландрии. У Карла V к Фландрии сентиментальное отношение, он рожден в Генте, провел там юность, он сохраняет в этой земле традиционные права. Но даже жестокий Филипп II, коему Карл передает власть в 1556 г., не сразу меняет ситуацию: привилегии первое время сохраняются, прямого угнетения нет, а поборы с крестьян взимают соплеменники-фламандцы. К тому же Филиппу хватает проблем в обширной империи, во владениях Габсбургов отнюдь не Фландрия составляет главную причину забот.

Сегодня нам хочется видеть в Питере Брейгеле борца против испанского гнета, а в его картинах видеть свидетельство национальной борьбы. Это не соответствует реальному положению дел – Брейгель не был певцом нидерландской революции. Нет, Брейгель описал куда менее романтический процесс; чтобы представить, как думал и чувствовал мастер, надо потратить абзац на описание исторической коллизии.

Да, испанская инквизиция действует на территории Фландрии; да, еретиков (то есть анабаптистов и лютеран) преследуют – иногда ведут на костер; виселицы на картинах Брейгеля – привычная деталь ландшафта. Любопытно, что указом Филиппа, сына и преемника Карла V, – половину имущества осужденного получает доносчик, а вторая половина (что формально должна отойти короне) жертвуется королем на богоугодные заведения в той же Фландрии. То есть, преследуя еретиков, фламандские власти, грубо говоря, работают на свое собственное благосостояние. Шарль де Костер описывает, как доносчик предает Клааса, отца Уленшпигеля, властям; но палачи – фламандцы, доносчик – фламандец, и деньги несчастного присваивает себе фламандская власть. Как это часто бывает, наместник королевской власти не менее свиреп, чем абстрактная и далекая корона, и местный представитель угнетает соплеменника еще более рьяно, нежели предписано.

Важно представить и то, что разорение Фландрии не особенно выгодно испанскому двору по той элементарной причине, что Фландрия принадлежит Габсбургам и, разоряя страну, королевская власть уничтожает собственное добро. Именно этой аргументацией и пытается граф Эгмонт смягчить сердце Филиппа, когда тот все-таки посылает войска во Фландрию, но это происходит лишь в 1567 г. (и заканчивается казнью Эгмонта). Собственно, революция в сегодняшнем понимании национально-освободительной борьбы (противостояние Генеральных штатов испанской короне) начнется именно с того момента, как во Фландрию войдут войска Альбы и Эгмонт будет обезглавлен, а Вильгельм Оранский скроется. Но к этому времени и «Перепись в Вифлееме», и «Безумная Грета», и «Свадебный танец», и «Возвращение стада» – все те картины, в которых вычитывают протест против испанского гнета, уже написаны. И мало этого. Входя во Фландрию, испанская власть рекрутирует местное население – валлонцев, франкоговорящее население из примыкающих к Франции регионов Геннегау и Артуа; иными словами, фламандцы, сохранившие память (пусть генетическую память, память предыдущих поколений) о рейдах французов при подавлении сопротивления Гента и Брюгге – переживают сходные чувства еще раз.