Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Русский МИД в этой ситуации исходил из нежелательности русской инициативы в ухудшении русско-турецких отношений. 16 (29) августа 1914 г. С. Д. Сазонов ответил на неоднократные телеграммы А. А. Эбергарда: «Продолжаю придерживаться мнения, что нам важно сохранять мирные отношения с Турцией, пока не определится перевес русско-французских войск над австро-германскими. Считаю поэтому нежелательным какое-либо вызывающее действие против турок, могущих усилить влияние тех турецких деятелей, которые стоят за войну. Сам по себе выход «Гебена» в Черное море не означает разрыва, и меры против него теперь допустимы только в случае полной уверенности в успехе. С общей политической точки зрения, разделяемой Францией и Англией, весьма важно, чтобы война с Турцией, если она оказалась неизбежной, была вызвана самой Турцией»128. Ставка между тем колебалась. Это было в стиле великого князя Николая Николаевича (младшего): 17 (30) августа он предлагал командующему Черноморским флотом руководствоваться полученной телеграммой министра иностранных дел от 16 (29) августа, а 19 августа (1 сентября) уже позволял ему атаковать «Гебен» в случае выхода этого корабля в Черное море129.

28 августа (10 сентября) 1914 г. в Министерстве иностранных дел России состоялось совещание под председательством С. Д. Сазонова. В нем приняли участие начальник Морского Генерального штаба адмирал А. И. Русин и ряд его подчиненных. На следующий день он известил А. А. Эбергарда о его результатах. Они были странными и нисколько не походили на точные инструкции. А. И. Русин, по собственным словам, вводил командующего Черноморским флотом в курс дела, «отнюдь не лишая Ваше Высокопревосходительство предоставленной Вам свободы действий». Дипломаты выступали против активных действий, моряки – за. В результате флоту запрещали активные действия в районе Босфора и с оговорками разрешали в районе Крыма. Это настолько поразило адмирала А. А. Эбергарда, что он подчеркнул процитированные выше слова в тексте телеграммы130.

7 (20) сентября С. Д. Сазонов, находившийся в Ставке, опять известил Севастополь о неизменности своих позиций: «Продолжаю с политической точки зрения считать нежелательным принятие инициативы разрыва с Турцией, вследствие высказываемых, однако, нашим морским ведомством соображений о желательности предоставить адмиралу Эбергарду свободу принять меры по усмотрению в случае появления «Гебена» в Черном море не встречаю к тому препятствий. Желательно, однако, избежать предварительного минирования устья Босфора, тем более что операция эта, по-видимому, не может остаться тайной»131. Ставка не прибавила к этому тексту ни одного слова. 8 (21) сентября русский морской агент в Турции сообщил в Петроград о том, что турецкие германские морские офицеры закупают подробные карты русских черноморских портов. По его мнению, потенциальный противник вел подготовку к нападению на Одессу, Новороссийск и Феодосию. 12 (25) сентября он же сообщил, что из Германии в Константинополь прибыли морские мины132.

В Барановичах и Севастополе с середины августа 1914 г. получали одно за другим сообщения о военной контрабанде через территорию Румынии и Болгарии, о том, что турки активно укрепляют Чаталджинские позиции и Босфор, а мобилизованные части перебрасываются в Трапезунд. 1 (14) сентября М. Н. Гирс сообщил о возможности турецко-германского десанта силами до 40 тыс. человек. По мнению А. И. Русина, изложенному в телеграмме в Ставку от 9 (22) сентября, он мог состояться в районе Одессы. Турецкий транспортный флот был разделен на девять отрядов и подчинен германскому офицеру, выход кораблей ожидался в середине сентября, с окончанием работ на германо-турецких кораблях. При погрузке на транспорты турецкие офицеры сообщали своим солдатам о том, что они отправятся в Одессу133.

Проект высадки 3–4 корпусов в районе Одессы действительно обсуждался германо-турецким командованием, однако было ясно, что выполнить его не удастся, поскольку у турок не было возможностей для того, чтобы организовать и обеспечить перевозки 75-100 тыс. человек по морю134. В сентябре 1914 г. оперативная часть штаба Черноморского флота составила сводку по морским транспортным средствам Турции. Согласно их подсчетам, у турок было 35 транспортов общей грузоподъемностью 36 415 тонн, восемь военных транспортов, уступленных Национальным Оттоманским обществом, грузоподъемностью 20 286 тонн, и пять транспортов морского ведомства, общий тоннаж которых равнялся 12 981 тонне. Кроме того, в Константинополе оказались 12 германских и один австро-венгерский пароход общей грузоподъемностью в 31 732 тонны. Это позволяло туркам перебросить 40 тыс. человек с использованием собственных пароходов, и еще 20 тыс. в случае, если будут задействованы пароходы союзников. Так как десант не мог состоять только из одного рода оружия, то численность войск должна была быть значительно меньше135.

По данным турецкой статистики на 1912 г., общий тоннаж торгового флота этой страны равнялся 110 тыс. тонн, при этом только шесть транспортов, принадлежавших государству, имело тоннаж свыше 3 тыс. тонн. Ни одна частная компания не имела судна грузоподъемностью свыше 1 тыс. тонн. Турецкие транспорты были рассредоточены, Османская империя имела 12 тыс. км сухопутных и 8 тыс. км морских границ и в основном зависела от морского транспорта136. Собрать их в одной точке в период мобилизации было довольно сложно, да и общий тоннаж был недостаточно велик. Тем не менее они представляли определенную силу, с которой нельзя было не считаться, тем более с учетом того, что она все в большей степени попадала под контроль немцев.

Нельзя было не учитывать и тот факт, что русское побережье от Днестровского лимана до Очаковской крепости прикрывали лишь две ополченские бригады, одна из которых была расквартирована в Одессе, а другая – в Очакове137. Совершенно очевидно, что прочно гарантировать безопасность главного коммерческого порта и главной судостроительной базы России на ее юге – Николаева мог только флот. В 1914 г. наблюдение над берегом было поставлено далеко не самым лучшим образом. С началом войны турки смогли высадить в Аккерманском уезде Одесской губернии лишь один кавалерийский разъезд, перевезенный на пароходе «Зафер» под прикрытием «Бреслау». Перед конниками была поставлена задача сбора разведывательной информации, и через неделю их должны были забрать назад, однако выполнить этот план не удалось. Турки были арестованы местными урядниками при активной помощи крестьян138.

Враждебность Турции и ее готовность выступить на стороне Германии были очевидны и уже открыто обсуждались в русской прессе139. Между тем воля А. А. Эбергарда и его стремление действовать были явно парализованы противоречивыми указаниями. 8 (21) сентября командующий Черноморским флотом телеграфировал о состоявшемся выходе «Гебена» в Черное море, завершая сообщение следующими словами: «Первый военных действий не начну, теперь Босфора не заминирую»140. На самом деле в этот день в море вышел «Бреслау» в сопровождении минного крейсера и двух миноносцев – «Гебен» впервые показал свой флаг здесь только 20 сентября (3 октября). Впрочем, ошибка штаба флота не имела решающего значения. Каждый раз когда немецкие корабли под турецким флагом выходили из Босфора, перед их командирами ставилась задача спровоцировать конфликт между Турцией и Россией141. Со своей стороны, турки опасались того, что верхний Босфор будет минирован, и с 9 (22) сентября приступили к его тралению142. Опасность нападения постоянно росла, а воля А. А. Эбергарда и его стремление действовать были явно парализованы противоречивыми указаниями.