Под парусом мечты - Сара Ларк

Плохая погода держалась и на протяжении последующих дней. Глория мимоходом подумала, захочет ли Гвинейра и ее помощники занести сено, если так будет продолжаться и дальше. В остальном же ей хватало собственных проблем. Обувь — сапоги «Jodhpur», которые она, вообще-то, всегда считала очень подходящими для верховой езды и работы на ферме, — постепенно начала расползаться от постоянной влажности. Маори смеялись над этим. Они ходили босиком и советовали Глории поступить так же. Наконец девушка решилась и действительно сбросила мокрые сапоги, но она не привыкла к продолжительной ходьбе босиком, поэтому все время мерзла и чувствовала себя ужасно.

На пятый день Глория окончательно перестала понимать, зачем она променяла свою спокойную и сухую комнату в Киворд-Стейшн на все это. Она с благодарностью приняла кусок брезента, который принес ей Вирему, видя ее мучения. Теперь она хотя бы немного была защищена от непогоды. Молодой маори выглядел таким же недовольным и замерзшим, как и Глория, но, конечно же, не признавался в этом. Вирему тоже воспитывался, как пакеха. Годы в интернате в Крайстчерче не прошли бесследно. Глории казалось, что она почти чувствует, что парень тоже жалеет о своем решении кочевать вместе с племенем. Он хотел стать врачом, а теперь бродит в глуши и мокнет под дождем. Она бросила взгляд на Тонгу, который со спокойным достоинством шел впереди соплеменников.

— Может быть, мы остановимся чуть раньше? — в отчаянии спросила Глория. — Я не понимаю, что вас гонит… — Она умолкла, осознав, что допустила бестактность. Нельзя было говорить «вас». Нужно научиться думать о нгаи таху и о себе как о «нас», если она хочет быть частью их. А ей ничего не хотелось так сильно, как быть с ними…

— У нас заканчиваются припасы, Глори, — пояснил Вирему. — Мы не можем охотиться, по такой погоде ни один заяц не высунется из норы. А река волнуется слишком сильно, рыбы не пойдут в ловушки. Поэтому мы идем к озеру Текапо[13].

Племя уже несколько часов шло вдоль Текапо-ривер, которая из-за дождей действительно превратилась в сметающий все на своем пути поток.

У озера, пояснил Вирему, они будут стоять лагерем несколько дней, а может быть, и недель. Там достаточно рыбы и лесов, где полно дичи.

— Мы разбиваем лагерь в тех местах с незапамятных времен, — улыбался Вирему. — Поэтому и озеро так назвали: така — циновка для сна, по — ночь.

Именно такую, по возможности сухую и постеленную на полу прочного дома, Глории очень хотелось иметь сейчас, но она ничего не сказала, пытаясь приноровиться к шагу остальных.

К вечеру дождь наконец поутих.

— У озера дождь почти никогда не идет, — сказала Ронго. — Да и как мог бы Ранги плакать при виде такой красоты…

И действительно, в последних лучах заходящего солнца озеро Текапо было до умопомрачения красивым. Равнинные пастбища граничили с северным берегом, на другой стороне озера величественно вздымались Южные Альпы. Вода сверкала темной лазурью — в лучах солнца она должна была светиться. Женщины племени приветствовали озеро пением и смехом, а Ронго мирно зачерпнула первую воду. На этот раз даже удалось развести костер на берегу. Мужчины разбежались охотиться, и хотя добыча оказалась скудной, у костра давали жареную рыбу и хлебные лепешки из последних запасов муки. Марама и некоторые другие женщины достали инструменты из более-менее защищенных от дождя мешков и начали праздновать приход к озеру. Конечно же, палатки и циновки были еще влажными, когда племя наконец стало готовиться ко сну, но маленький праздник подбодрил людей. Многие мужчины и женщины предавались любви. Глории стало противно, и она решила выйти.

Закутавшись в одеяло, Глория выбралась из палатки. Небо над озером было совершенно черным, но на вершинах гор еще лежал снег. Девушка смотрела вверх и пыталась стать единым целым с природой, как советовала ей Ронго. С небом, озером и горами это было несложно. А с племенем не получится, наверное, никогда…

Услышав шаги за спиной, она испугалась. Вирему.

— Не можешь уснуть?

Глория не ответила.

— Поначалу, когда я вернулся из города, мне тоже было трудно. Но в детстве мне это нравилось. — По его голосу было слышно, что он улыбается. — Мы переползали от одной женщины к другой, одна рука всегда была свободна.

— Моя мать не хотела меня, — сказала Глория.

Вирему кивнул.

— Я слышал об этом. Кура была другой, я ее почти не помню…

— Она красивая…

— Ты красивая. — Вирему подошел к ней ближе и поднял руку. Он хотел прикоснуться к ее лицу, но Глория отпрянула.

— Mапу? — мягко поинтересовался он.

Глория не могла шутить на этот счет. Насторожившись, она стала пятиться назад к палатке.

— Ты можешь спокойно повернуться спиной. Я не стану нападать сзади. Что с тобой, Глория? — Вирему пошел за ней, схватил за плечо, но напряжение не позволяло Глории отличить нежное прикосновение от враждебного. Только не ночью.

Девушка молниеносно выхватила нож. Увидев его блеск, Вирему пригнулся, упал на землю и перекатился через плечо.

Глория испуганно наблюдала за тем, как он снова ловко вскочил на ноги и с ужасом посмотрел на нее.

— Глори…

— Не трогай меня! Никогда больше не прикасайся ко мне!

Вирему услышал панику в ее голосе.

— Глория, ведь мы же были друзьями. Я ничего не хотел тебе сделать. Слушай, посмотри на меня! Это я, Вирему, разве ты забыла? Неудавшийся доктор.

Глория постепенно приходила в себя.

— Мне очень жаль, — негромко сказала она. — Но я… я не люблю, когда ко мне прикасаются.

— Так нужно было просто сказать. Глория, я ведь понимаю, что такое тапу, и ты это знаешь. — Вирему уже снова улыбался, поднимая ладони. Жест мира.

Она робко кивнула. Бок о бок, но не прикасаясь друг к другу, они пошли обратно к палатке.

Тонга, спавший отдельно от племени, видел их возвращение и удовлетворенно откинулся на спину.

Погода на озере действительно была лучше, чем внизу, на равнине, но дождь все равно шел довольно часто. Нгаи таху не приходилось голодать; здесь хватало и рыбы, и мяса, так что люди наедались. Глория сопровождала Ронго в поисках лекарственных растений. Она училась обрабатывать лен, слушала истории Марамы о Харакеке, боге льна, внуке Папа и Ранги. Кроме того, женщины рассказывали о богах озер и гор, описывали путешествия Купе, первооткрывателя Аотеароа, и его сражения с огромными рыбами и земными чудовищами.

Иногда они встречали другие племена, устраивали длительные похири — приветственные церемонии, расписанные до мельчайших подробностей, — а потом праздновали. И тогда Глория танцевала с остальными и дудела в коауау под боевую хака девушек. Она забывала о своем постоянном страхе сделать что-то не так. Марама и другие женщины не упрекали своих учениц, они терпеливо объясняли. Мелкие ссоры между девочками никогда не получались такими ожесточенными, как в интернате, уже хотя бы потому, что взрослые не имели привычки вмешиваться. Глория научилась отличать добродушные насмешки девочек-маори от безжалостных издевок бывших одноклассниц и в конце концов стала просто смеяться, когда Пау поддразнивала ее, говоря, что ее самодельный мячик пои пои похож на яйцо странной птицы. Поскольку эта штука не получилась у нее полностью круглой, во время танцев она летела по странному эллипсу, а когда он попал Ани в голову, та заявила, что, наверное, это новое чудодейственное оружие.