Лунный нетопырь - Ольга Ларионова

— Ты, наверное, помнишь, что мы тебе рассказывали о свадьбе наших дочерей, — начала она так издалека, что принцесса вовремя подавила невольный зевок. — Это было великой радостью для всего первозданного народа… за исключением нашей семьи. Ведь Захео тогда оказался единственным принцем королевской крови, достойным стать отцом будущего правителя всех островов… сейчас, к счастью, подрастают другие, так что Хеллиень не ждет династический брак, ее выбор будет сделан только по велению сердца. Но у моих дочерей такого права не было: наследник престола, получающий дар чародейства от рождения, должен был родиться во что бы то ни стало. У любой. А время уходило. И мы призвали Кузнечного эрла, которому предстояло стать мужем всех трех сестер — такое дозволяется по нашим законам.

Ушинь в очередной раз вздохнула, и от этого легкого звука у принцессы вдруг заложило уши (сколько ж можно давиться собственной зевотой!). Больше всего на свете она сейчас хотела бы опуститься на скамью и свернуться клубочком, как соболек в дупле.

— Да-да, — заторопилась она, чтобы хоть звуком собственного голоса прогнать околевающую ее сонь. — Я помню.

Ты не можешь помнить того, чего не знаешь. — В голосе белой королевы появились какие-то несвойственные ей жесткие интонации. — В тот вечер, когда прибыл Захео, был устроен невиданный свадебный пир на воде — все взрослое население Первозданных островов собралось на своих лодках, и над каждой из них король зажег брызжущий неиссякаемыми искрами волшебный факел… Ты понимаешь, что для этого он с утра возложил на себя власть над стихией огня.

— Как жаль, что я не могла видеть этого чуда, — сонным голосом пробормотала Сэнни.

— Да, это было истинным чудом — всю ночь свяничи скользили между лодками, точно жуки-водомерки, разнося на своих спинках редкие яства, приготовленные руками невест; из морской дали доносилось тихое пение сирен, и гагары сбрасывали к подножию лестницы свой драгоценный пух — для свадебной перины… А с первым лучом солнца Алэл поднялся на вершину королевского холма, чтобы вобрать в себя все могущество власти над стихией живой плоти — и по завершении таинства он спустился вниз, дабы благословить молодых на зачатие наследного первенца…

Голос, звучавший все слабее и тише, смолк, словно у призрачной королевы не стало сил даже на шепот.

— И он не сделал этого, — донеслось словно издалека. — Больше того: он наложил на своих дочерей заклятие бесплодия.

У принцессы весь сон как ветром сдуло.

— Родной отец?..

— Несчастный отец. Потому что теперь, когда тайны живого были перед ним как на ладони, ему открылось то, чего он не мог почувствовать накануне: Захео не был первозданным. По какой-то причуде судьбы — или скорее роковой наследственности, которая может передаваться через множество поколений — он владел даром перелета через ничто. Разумеется, не подозревая об этом. И его потомство получило бы это проклятое — прости меня, я не хотела тебя обидеть — свойство, так что ни один из них не смог бы взойти на островной престол. Так повелел наш непреложный закон.

На что же надеялся Алэл, когда творил такое кощунство? Надо было изгнать Захео, а дочерям позволить выбрать себе мужей из простых смертных, ведь нет худшей доли для женщины, чем… — Она вспомнила Ардиньку, так и не ставшую матерью, и поперхнулась.

— Он надеялся на чудо, — печально усмехнулась покинутая королева. — Нежданное, негаданное чудо, каких не бывает…

— Но дети родились — значит, чудеса на свете еще есть!

Полутемная горница вдруг ощутимо стала наполняться тягостной, напряженной тишиной. Действительно, откуда-то свалился тайный супруг… Или опять сказки про непорочное зачатие, или все-таки чудо?

— Послушай, Ушинь. — Она уже обращалась к королеве, как равная к равной. — Ты — жена чародея, так кому же, как не тебе радоваться, когда это чудо наконец-то произошло?

— Чудо не должно приходить в дом, даже если это дом чародея, тропой обмана. И ценой обмана нельзя приносить в семью детей. Как я молила моего супруга и короля не делать этого… Он не послушал меня, и то, что сейчас случилось с ним — это кара судьбы. И он понимал это, удаляясь в искупительное изгнание.

Заплаканная Ушинька опять поставила все с ног на голову. Ну не было принцев — нашли молодого рыбака… Даже двоих. Старшие королевны, между прочим, обиженными не выглядели, хоть и вляпались в подпольный династический мезальянс. Да о чем речь — она сама, раз и навсегда выбрав своего звездного эрла, ни единого мига не горевала по поводу сомнительности его аристократического происхождения.

Только одна беда — сравнением с собой королеву не утешишь.

— Не будь слишком строга к нему, великодушная королева Ушинь. — Сэнни, тем не менее, продолжала свои попытки, даже понимая неубедительность своих слов. — Никакое чудо не может быть недобрым, на то оно и чудо, а не чернокнижная ворожба. И если Алэл для кого-то создал иллюзию…

— Недопустимую иллюзию! — запальчиво воскликнула королева-мать. — Облечь своих дочерей в образ другой женщины… Женщины, чей муж всегда смотрел на них с жалостью и едва ли не с насмешкой — увы, зоркость материнских глаз порой безжалостна… И они согласились лежать в его объятиях, когда он в колдовском наваждении считал, что делит ложе со своей возлюбленной! Одна лишь Ардиень не пошла на это. Не смогла. Потому что…

Королева внезапно запнулась и замолчала. Что-то еще открылось материнскому взору, нечто такое, о чем она не решилась говорить даже после всех своих неожиданных признаний.

А Алэл-то каков — не допустил, чтобы простой парень из рыбацкого семейства узнал о том, что он осчастливил правящую династию наследниками престола. Спесь не позволила. Напустил на дочек чары, обратил их в простых рыбачек — не иначе как высокородные девы потом три дня отмывались от рыбного запаха и клейкой чешуи… Только вот одно непонятно:

— Но как же получилось, что у средней сестры родился рыженький малыш — вылитый Захео?

Королева снова запнулась, еще бы — выдавать такие сокровенные семейные тайны! Но с другой стороны, ведь никто ее не вынуждает. Давно могла бы замолчать, мол, «устала я, милая вы моя…» Но «милые вы мои» сегодня тоже были что-то позабыты. Каждое слово Ушинь произносила так, словно отдавала непосильный долг:

— Всего на одну ночь Алэл снимал с дочерей свое заклятие, и вот надо ж было случиться, что именно в эту ночь законный муж Шамшиени настоял на своих супружеских правах! Честно говоря, я думала, ты догадаешься, что у ее двойняшек разные отцы. Но ты так недогадлива…

— А я сейчас о другом думаю — вернее, о другой. О той женщине, которую, как ты сказала, вроде бы любил этот… Рыбак. Виновник чуда. Так вот, не верю я, что любил он ее по-настоящему! Иначе никакое колдовство не заставило бы его обмануться. Даже если разум не заметил подмены, обманули глаза и уши, то могли же подсказать правду хотя бы кончики пальцев! Так что если мне кого-то и жаль в этой истории, то именно ее. И хорошо бы она никогда не узнала…