Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

что окна не пропускают света. Но тут уж вина Бранда, он мог бы помыть стекла или попросить хозяйку сделать это.

Заскрипели ступени. Возвращался Бранд. Он сиял от удовольствия.

—      Все улажено! Я переезжаю, забираю чемодан, и мы можем идти.

Остановить его было невозможно. Бранд ходил, пританцовывая от радости. Он подобрал в углу какую-то грязную тряпку, вытер ею чемодан, присел на него, чтобы закрыть. Потом мы вместе стали ощупью спускаться вниз.

Немного погодя мы уже сидели в зеленом трамвае. Подумать только, Бранд будет жить в моем маленьком, очаровательном отеле!

Глава 21

Бранд получил комнату этажом ниже, подо мной. Рядом с румынским студентом, страдающим от неразделенной любви. Казалось, вначале он чувствовал себя хорошо, несмотря на недостающую ступеньку в лестнице и прочие мелкие неудобства «Гранд-отеля» мсье Лу.

По утрам я старался тихонько проскользнуть на улицу, чтобы избежать встречи с ним. Мне, как правило, это удавалось. Бранд не слышал тех, кто рано вставал.

По вечерам было труднее. Бранд питал отвращение к постели, спать не ложился и жадно искал собеседников. Требовалась искусная изворотливость, чтобы пройти в комнату незамеченным. Почти каждый вечер он был пьян, сносить его болтовню не доставляло особого удовольствия.

Но не прошло много времени, как он начал жаловаться. Он, дескать, и здесь не может уснуть. Румын в соседней комнате стонет по ночам, что ничуть не лучше скрипящих балок в деревянной башне.

Англичанин каждый день падал с лестницы. А однажды он летел так, что сорвал половину перил. Причем грохот был такой, что мсье Лу не на шутку перепугался в своей каморке, где он, по обыкновению, сидел и ел.

—      Что за чертовские порядки в этом проклятом отеле! — свирепствовал Бранд. — Часы стоят. Дверные ручки отваливаются. Умывальник расколот. Электричество всегда неисправно. Ведь я только из-за света перебрался сюда! Среди бессонной ночи я хочу включить свет, нащупываю выключатель, но только дотронусь — сыплются искры, а света нет! Это дом с привидениями. Тут и рехнуться нетрудно!

—       Ваш соотечественник беспокойный человек, — сказал мне мсье Лу. — Ну и нрав у него! Вы бы посоветовали ему быть чуточку поспокойнее.

Много раз я пытался уговорить Бранда вернуться к бедняжке Вере. Она, по его предположению, все еще сидит в гостинице и льет слезы. Ну конечно, он хочет вернуться! Как я дурно думаю о нем! Но не сегодня. Прежде ему нужно выспаться как следует, хотя бы один день. Привести нервы в порядок.

—      Ты не представляешь, что за удивительная жена Вера! Не могу же я появиться у нее в таком нервном состоянии. Мне нужно немного успокоиться. О милая Вера! Сейчас она сидит и плачет. Но я вернусь к ней непременно. Вскоре мы опять заживем в нашем дорогом Свенборге. В нашем новом домике. О, какое счастье вырваться из этого проклятого города! Вот бы только поспать!

Я советовал ему переехать в другую, лучшую гостиницу, где больше удобств. Но он отверг мой совет.

Я рекомендовал ему уехать. Куда угодно, ну, скажем, на побережье, в Бретань, где он мог бы по-настоящему отдохнуть и успокоиться. Еще лучше — в Гренобль, в горы. Что может быть лучше горного воздуха для больных нервов!

Но прежде всего, конечно, ему нужно связаться с женой! Хотя бы позвонить ей.

Нет, нет. Он никуда не уедет. На побережье легко утонуть. В горах обычно люди страдают от головокружения. Нет, он останется здесь. А что касается его жены, то мне не следует вмешиваться в его личные дела. Он любит Веру, и она любит его. Они — самая счастливая пара на свете. Вот как только у него наладится сон, он пойдет к ней, и они вместе уедут в Свенборг. Но звонить — это невозможно. Должно быть, я не знаю, что такое французский телефон!

Избавиться от мучительного общества Бранда трудно не только в отеле. С ним сталкиваешься буквально на каждом шагу в этом квартале. Он посещал все без исключения кафе и кабачки в поисках собеседников. Ему все страшнее и страшнее становилось одному, и он говорил без умолку. Он и внимания не обращал на то, что каждому хотелось посидеть наедине с девушкой, без посторонних. Он был человеком назойливым и маловоспитанным.

Позже мне стало ясно, что мне самому следовало бы уехать отсюда, и немедленно! Но из-за бедной Веры, которую я даже не знал, не мог я допустить, чтобы Бранд вел себя так безрассудно. Я сочувствовал ей. Должно быть, это кроткая и терпеливая душа. Но что я мог сделать? Не мог же я по собственной инициативе посетить даму, с которой не знаком, и выложить все о похождениях ее мужа. Единственное, что оставалось, это ждать, когда Бранд немного успокоится и сам пойдет к жене. Он твердо обещал сделать это, как только у него наладится сон.

За все время пребывания в Париже Бранд ничем не занимался. Не написал ни единой картины, не сделал ни единого рисунка. Он нисколько не интересовался художественными выставками. Не посетил ни единого музея.

Наоборот, он предавался самым странным развлечениям и посещал самые мрачные из всех парижских достопримечательностей.

Он несколько раз побывал в морге и всякий раз возвращался оттуда сильно взбудораженный.

—      Я хочу, чтобы меня сожгли, когда я умру! — требовал он. — Не желаю быть трупом. Я не хочу своим отвратительным видом вселять в людей страх и ужас. Теперь я не утоплюсь. Ты не можешь представить, до чего отвратительны утопленники. Как хорошо, что меня постигла неудача тогда в Венеции.

—      Ну да. Ты бы не смог прочитать, что писали газеты по поводу этого события, — ответил я. — Обидно будет за тебя, когда ты действительно умрешь: ты не сможешь прочитать некролог и показывать его всем встречным.

Бранд посетил и крематорий. Он даже попросил показать ему весь процесс. Все увиденное произвело на него страшное впечатление.

—      Трупы катятся вниз по рельсам в маленьком вагончике. Их сбрасывают в топку, где температура несколько тысяч градусов. Гроб и все остальное превращается в белый порошок. Как мел. А человеку, который это демонстрирует, — все нипочем: он ухмыляется, показывает пальцем... Я ни за что не хочу превратиться