Ирландия - Эдвард Резерфорд

Поэтому Гилпатрик не слишком удивился, когда на шестой неделе осады его пригласили к архиепископу О’Тулу с просьбой снова принять участие в переговорах с верховным королем. На этот раз Гилпатрик стал единственным спутником такой важной персоны. Они отправились в путь в полдень, проскакали по длинному деревянному мосту на северный берег реки Лиффи, а потом повернули на запад, вдоль течения, к тому месту, где король назначил им встречу.

Архиепископ выглядел уставшим. Его суровое благородное лицо было печально, вокруг глаз залегли глубокие темные тени. Гилпатрик понимал, что это не только из-за груза ответственности, лежавшей на нем. При виде чужих мук чувствительная, возвышенная натура архиепископа испытывала почти физическую боль. Когда в прошлом году после неудачного нападения убили короля Дублина, праведный архиепископ был искренне угнетен горем. И теперь его явно переполняла тревога, ведь предложения, сделанные верховным королем военачальнику Стронгбоу, до сих пор не были приняты, и архиепископ видел впереди только новые страдания и кровопролитие.

– Он упрекает себя, – сказал Гилпатрик отцу. – Конечно, его вины в этом нет, но так уж он устроен.

В назначенном месте встречи их ждал пышный прием. Специально для переговоров был сооружен большой навес из соломы, с севера его защищала стена из ивняка, три остальные стороны были открыты. Внутри стояли покрытые холстиной скамьи с разложенными на них шерстяными подушками и столы, которые ломились от всевозможных яств. Верховный король, вместе с великими вождями, тепло и почтительно приветствовал послов и пригласил их к столу, чему, по крайней мере, Гилпатрик был рад. Однако при всей искренней доброте верховного короля от Гилпатрика не ускользнуло значение этого великолепного пира. Так верховный король демонстрировал им, что не испытывает трудностей с припасами, в то время как бледное лицо Гилпатрика сказало ему то, о чем он и так догадывался: в городе заканчивалось продовольствие.

Король О’Коннор был высоким, сильным мужчиной с широким лицом и копной длинных курчавых волос, спадавших почти до плеч. Его темные глаза лучились мягким теплом, которое, как говорили, сводило с ума многих женщин.

– Я здесь уже шесть недель, – сказал он. – Но, как вы видите, из города нас не видно, поэтому не рассказывайте, пожалуйста, где я нахожусь. Кстати, я могу каждое утро спускаться к Лиффи и купаться. – Он улыбнулся. – Если Стронгбоу так хочется, я буду рад простоять здесь и год, и два.

Гилпатрик ел с аппетитом. Даже аскетичный архиепископ позволил себе выпить пару кубков вина. К удовольствию Гилпатрика, чтобы усладить их слух, король пригласил весьма искусного арфиста и даже барда, который рассказывал им одну из древних ирландских легенд о славном воине Кухулине и о том, как он получил свое имя. И когда пришло время для серьезного разговора, их маленькая компания пребывала в весьма добродушном настроении.

– Я получил новое предложение, – начал архиепископ, – и оно вас удивит. Стронгбоу все еще хочет получить Ленстер. Но… – архиепископ немного помолчал. – Он готов получить его от вас по всем ирландским законам. Он принесет вам клятву, даст заложников. То есть, если говорить привычными для вас словами, вы станете его сюзереном. – Он внимательно посмотрел на верховного короля. – Я знаю, вы уверены, что он намерен захватить весь остров, но это не так. Он готов принять Ленстер из ваших рук и отдать вам должное со всем уважением, которого вы заслуживаете. Думаю, к этому стоит отнестись серьезно.

– И он будет править так же, как Диармайт?

– Да.

Верховный король со вздохом развел руками.

– Лоркан, но ведь проблема не в этом. – Они говорили на ирландском, и король произнес ирландское имя архиепископа. – Диармайту нельзя было доверять. Этот человек готов был пожертвовать собственным сыном, нарушая клятву. Вы утверждаете, что Стронгбоу в чем-то лучше его?

– Мне не нравится этот человек, – откровенно ответил О’Тул. – Но он человек чести.

– Если это так, Лоркан, то скажите мне вот что. Как этот человек может принести клятву верности мне как своему сюзерену, если он уже дал такую же клятву английскому королю Генриху? Разве в этом нет противоречия?

Архиепископ явно смутился. И посмотрел на Гилпатрика.

– Мне кажется, – заговорил Гилпатрик, – это можно объяснить так. Видите ли, по сути, Стронгбоу вряд ли клялся королю Генриху относительно своих ирландских владений. Поэтому вы можете быть его сюзереном в Ленстере, а Генрих – сюзереном его английских земель. – Видя недоумение на лицах своих слушателей, он пояснил: – Там каждый ярд земли имеет своего лорда, и вы можете приносить присягу разным лордам за каждый клочок их земли, который он вам выделяет. – Гилпатрик улыбнулся. – Многие из важных вельмож, вроде Стронгбоу например, приносят клятву Генриху за свои земли в Англии и королю Франции – за свои земли во Франции.

– И кому же они в таком случае преданны? – резко спросил верховный король.

– Зависит от того, где они находятся.

– Бог мой, да что же за люди эти англичане? Неудивительно, что Диармайту они так нравились.

– Такие клятвы для них не совсем личное дело, – сказал Гилпатрик. – Это скорее относится к закону. – Он поискал слова, которые могли бы верно охарактеризовать дух феодальной системы Плантагенетов. – Наверное, можно сказать, что их больше интересуют земли, чем люди.

– Да простит их Господь, – пробормотал архиепископ, обменявшись с королем О’Коннором полным ужаса взглядом.

– Вы думаете, если отдать ему Ленстер и дать возможность наградить всех его солдат и тех, кого он еще приведет, то он не будет нападать на другие ирландские провинции? – спросил король и, прежде чем его высокопреосвященство архиепископ успел ответить, продолжил: – Лоркан, сейчас он надежно заперт в Дублине. И ничего не может сделать. Вот пусть и остается там, пока не примет наше предложение насчет гаваней. В противном случае, он умрет от голода. Нам незачем с ним торговаться или принимать эти английские клятвы, которые идут вовсе не от сердца.

Эти бурные летние недели стали для Фионнулы настоящим откровением. До сих пор она даже не осознавала, какой скучной была ее жизнь.

Нет, она, разумеется, понимала, что ей скучно. Скучно с родителями, скучно с братьями, хотя они и виделись, слава Богу, нечасто, скучно в Дублине и, конечно же, в больнице. Скучно с добрягой Палмером и его женой. Даже Уна наводила на нее смертную тоску своими благими намерениями наставить ее на путь истинный. Рядом с ней Фионнула всегда чувствовала себя породистой скаковой лошадью, которую заставляют таскать маленькую надоедливую тележку.

Чего ей хотелось? Она и сама толком не знала. Просто чего-то другого: более просторного неба, более яркого света.

А что делать девушке, если ей скучно? Воровать яблоки было не так уж весело. Можно пофлиртовать с местными парнями. Фионнула знала, что это будет сердить ее родителей. Но, по правде говоря, с местными парнями ей тоже было скучно. А с больничными стариками она вообще кокетничала смеха ради. Вот об английских солдатах, которые появились здесь с недавних пор, действительно стоило подумать всерьез. Правда, почти все мужчины казались ей грубыми и неотесанными; она боялась, что ее скорее изнасилуют, чем соблазнят. Конечно, некоторые рыцари были весьма хороши собой, но они выглядели уж слишком старыми, и она их немножко побаивалась.