Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Вашему разлюбезному Сити, – под общий смех завопила она, с шипением, будто какую-то непристойность, процедив последнее слово, – конец! А вскоре настанет конец и дворцу!

Смех разом стих. В наступившей тишине Джек Эллин шагнул вперед.

На миг Луну, не знавшую, что и подумать, охватил страх: уж не задумал ли он швырнуть всю посольскую неприкосновенность в выгребную яму и призвать подданных к нападению на шотландский отряд? Те с радостью повинуются, тогда как на этакий поворот, на то, что спор между нею и королевой Файфа нежданно выйдет из берегов, Луна вовсе не рассчитывала.

Однако то ведь был Джек! Отнюдь не солдат, он разил врага словом лучше, чем всяким оружием.

– Дома, может, и сгорели, – сказал он, точно это сущий пустяк. – Церкви, таверны, лавки… да, но не Сити! Лондон, государыня, это тебе вовсе не только стены и крыши. Пока на свете есть лондонцы, Лондон жив!

Повернувшись к Луне, он отвесил ей учтивый поклон.

– Осмелюсь заметить, наши подданные – столь же крутого замеса. Надеюсь, ты не откажешься обучить меня строительству волшебных дворцов?

Луна уставилась на него, старательно сдерживая изумленный смех, так и трепещущий в горле.

«Да он не в своем уме!»

Но, если и так, в сем Джек был вовсе не одинок. Снизу, от самого пола, донесся голос Розамунды Медовар:

– С этим, милорд, вам поможем и мы.

– Вот только не знаю, сумеем ли разместить всех у нас, в Доме Роз, – с мастерски разыгранным сомнением добавила Гертруда, – но где поселить оставшихся, пока не отстроимся, уж точно найдем.

– И, раз уж на то пошло, неплохо бы несколько выходов перестроить, – задумчиво проговорила ее сестра. – И подыскать что-нибудь повеселей всего этого черного камня.

– А я спальню побольше хочу! – выкрикнул кто-то из паков.

– На что тебе? – подначил его другой. – Все равно один спишь!

Следом за этим, точно вода в открытые шлюзы, в зал хлынули сотни других предложений касательно обустройства и украшения нового Халцедонового Чертога.

Все обезумели, все до единого! И Луна даже не знала, что тому виной – житье под гнетом дыхания Калех, или же преображенный огонь, ослепительный жар Лондона, влитый в них ею с Джеком. Так ли, иначе, безумие их придавало ей духу: ведь это значит, что они останутся рядом, даже перед лицом Дракона.

Без них она – королева пустого места. С ними же – нет в мире высот, упав с коих, она не взберется назад.

С сердцем, исполненным отчаянной гордости, Луна ждала, позволяя подданным высказаться, а когда крик поутих, вновь обратилась к разгневанной, ошеломленной Никневен.

– Да, разрушить Халцедоновый Чертог тебе по силам, – признала она, подражая беспечному тону Джека. – Но не Халцедоновый Двор. Пока мой народ зовет Лондон домом, нас тебе не одолеть. Разве что истребишь всех до единого дивных в столице и смертных, стоящих с нами заодно, а это станет началом войны, которой тебе не выиграть. Так что выбор не за мной – за тобой, Гир-Карлин. Можешь снова поднять на бой Калех и надеяться, что Дракон выжжет дворец изнутри. Но в таком случае Ифаррена Видара тебе не видать, ибо вместе с дворцом будет сожжен и он. Дом свой мы после отстроим заново, а ты останешься ни с чем. Разве что позлорадствуешь: ну, дескать, и задала я им трудов! А можешь отойти в сторону и дать нам время расправиться со зверем. Покончив с ним, мы, так и быть, выдадим тебе Ифаррена Видара, но взамен ты воротишься в Файф и не станешь воевать с нами впредь.

В душе ничто не дрогнуло. Ее царство – не только камень, но и ее народ. А над народом Никневен была не властна: подданные не могли, не желали служить орудием, при помощи коего Луну можно поставить на колени.

Никневен этого не понимала, и, может быть, не сумеет понять никогда. Отчего дивные находят смертных столь интересными – для нее дело ясное. Страсти людские, способность людей к переменам – все это привлекало дивное племя с давних времен. Но жить к смертным столь близко и так стойко защищать подобное житье…

Нет, этого выбора Гир-Карлин не поймет вовек. Однако и поделать с ним ничего не сумеет: как победить тех, кто не признает поражений?

Застыв, точно статуя, стояла она среди зала. Добыча ускользнула из-под самого ее носа. Да, ей было вполне по силам выгнать их прочь, стереть с лица земли Халцедоновый Чертог и с сим пустопорожним триумфом вернуться в Файф. Вот только Ифаррена Видара она тогда не получит.

«Страсти, а не политические резоны», – так говорил Керенель. Измена Видара уязвила ее куда глубже, чем когда-либо мог бы уязвить Халцедоновый Двор.

– Откуда мне знать, что ты вправду отдашь его? – процедила Гир-Карлин, не разжимая зубов.

Клятва? Это было бы проще всего. Однако Луне до смерти надоели клятвы, до смерти надоело трепать, обесценивать имя Маб, клянясь им в том и сем. Видя ее раздумья, Розамунда шагнула вперед.

– Государыня, если будет на то ваше согласие и позволение, мы с Гертрудой послужим ручательством.

Сиречь, заложницами… В душе Луны зашевелился страх, но Керенель поклонился – вначале ей, а затем и сестрам.

– А я, с благосклонного позволения Гир-Карлин, поручусь за их жизнь и здравие.

Судя по мрачной мине, ни о какой благосклонности Гир-Карлин даже не помышляла, однако, сказав о сем прямо, не выиграла бы ничего.

– Ну так ступайте и убейте своего Дракона, – буркнула она. – Если справитесь.

Халцедоновый Чертог, Лондон, два часа поутру

– Государыня… это невозможно.

Не успевший освободиться от дублета, Джек замер и изумленно воззрился на сэра Перегрина Терна. Рыцарь был жутко измотан, перепачкан с ног до головы, а за все время великолепного представления в большом приемном зале, когда дивные Халцедонового Двора насмехались над Никневен, не проронил ни слова. Теперь, оказавшись к нему поближе, Джек ясно видел отчаянье в его взоре.

– Если кто-то и мог бы убить Дракона, то только Пригурд. Я такой силы никогда не видал. Но зверь пожрал столькое… – Рыцарь покачал головой, встряхнув спутанными волосами (кроме разве что тех, сбоку, что обгорели почти до корней). – Он вырос слишком огромным. Теперь его не одолеть даже всем вашим рыцарям сообща.

Его откровенность породила неловкую паузу. На неотложный военный совет советники Луны сошлись в самом прекрасном расположении духа, однако слова Перегрина разом свели все их веселье на нет. Сняв дублет, Джек повесил его на спинку кресла. Былая уверенность в собственных силах оставила и его.

– А ружья? – предложил Костоглод.

В голосе баргеста явственно чувствовалась надежда: новое оружие он полюбил всей душой. Однако Перегрин отрицательно покачал головой.

– Будь у нас железные пули, возможно, – сказала Сигрена, опускаясь в кресло. Удобств для нее с Перегрином никто не жалел, но последний от них отказался. – Он ведь волшебное существо, как и мы. Но к тому времени, как мы успеем ими вооружиться, будет поздно.