Ларец Марии Медичи - Еремей Парнов

– Совершенно справедливо. Понятно теперь, кто догадался?

– Выходит, что это было ясно с самого начала?

– Именно! Проще пареной репы.

– Дешевый номер! Я тебя, слава Богу, знаю. Тебя послушать – так все вообще пареная репа, легко, просто и само собой разумеется. Поиски-то ведь были? Работа мысли? Умозаключения?

– Да, конечно, но на самом примитивном уровне. Просветили мы подвязку рентгеном, полюбовались на нее в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах и отправили шифровальщикам.

– Почему?

– Да потому что ничего не обнаружили! Вот и все… Не обнаружили, но вместе с тем были почти уверены, что информация есть. Где, спрашивается? Очевидно, в узоре, в котором в самых разных сочетаниях насчитывается двадцать восемь разнородных элементов… Никак, ты за мной записывать собираешься? – удивился Люсин, увидев, что Березовский достал истрепанный блокнот. – Сроду такого не было.

– Теперь будет.

– Выходит, что и я дожил, наконец, до заслуженной славы? Под каким же именем ты думаешь меня вывести?

– Видно будет, – буркнул Березовский. – Я еще не решил, буду ли вообще писать.

– Вот как? О-хо-хо! Какие мы гордые, какие значительные!

– А ты что думал? Сначала загоришься, набросишься, а начнешь работать – и тю-тю… Материал не вытанцовывается. Темка мелковата…

– Чего же ты тогда записываешь?

– Так, пустяки… Драгоценный местный колорит. Очень мне эти разнородные элементы понравились. Профессиональная деталь, старик. Такое на улице не валяется. Между прочим, ваши шифровальщики, видно, большие доки. Разгадать такую криптограмму, да еще на старопровансальском наречии, – это, доложу тебе, не всякий сможет! Высший пилотаж!

– Да, ребятишки свое дело знают, – небрежно кивнул Люсин. – Однако должен тебе сказать, что, не будь у нас уже разработанной ситуации, они бы еще до сих пор возились. Точно! Ведь до старопровансальского дошли, отталкиваясь, так сказать, от исторического фона Франции. Иначе пришлось бы действовать больше методом тыка.

– Наверное… Как ты думаешь, Генрих знал тайну ларца?

– Наваррский? Кое-что, должно быть, знал. Это же в конце концов приданое его супруги. Впрочем, Аллах с ними! Давай лучше делом займемся… – Он встал из-за стола и, прижавшись к стене, обошел сундук. – Сейчас мы устроим смотр слугам, – сказал он, отпирая сейф. – Записывай.

– Начнем с системы «ключ – замок»! – предложил Березовский

– Хорошо… Вся она тут. – Люсин осторожно вынул серебряный жезл с золотым мальтийским крестом и ободками из жемчуга и самоцветов. – Сокровище «Золотой кладовой» Эрмитажа, инвентарный номер 71014.

– Принято! Давай дальше.

– Далее следуют элементы информативной системы. – Люсин извлек из сейфа пакетик с подвязкой и бархатную подушечку с аметистовым кардинальским перстнем. – Их у нас всего два.

– Не хватает «звезды Флоренции», седьмой четки из тигрового глаза и красного алмазика, – уточнил Березовский.

– Но это не мешает нам открыть ларец, ибо система «ключ – замок» у нас представлена с исчерпывающей полнотой.

– Характерной для собраний Эрмитажа, – уточнил Березовский и почтительно склонил голову. – Дай сюда! – сказал он, протянув руку.

– Встань-ка, – скомандовал Люсин. – Вот так! – Удовлетворенно сказал он, когда Березовский поднялся с сундука, на котором все это время сидел. – Как лицо материально ответственное, вручаю вам вверенный мне на долговременное хранение жезл гроссмейстера Мальтийского ордена. – И он торжественно опустил литую серебряную болванку в раскрытые ладони Березовского.

– Премного благодарен, – кивнул Юра и большим пальцем правой руки с силой вдавил в ручку тусклую розово-красную шпинель.

Жезл тут же разломился пополам, как охотничье ружье.

Березовский разнял полые трубки и, поковыряв пальцем в отверстии, извлек оттуда черный эбеновый крестик с жемчужиной посередине, удивительно напоминающей розу. Впрочем, жемчуг был серый с прозеленью – мертвый.

– Крест и роза, – сказал он, становясь перед сундуком на колени.

– Погоди! – остановил его Люсин. – Успеешь открыть… Надо бы нам соблюсти все условия, Юра… Из уважения хотя бы…

– Что ты имеешь в виду? – удивился Березовский.

– «Ты положи игре конец и отыщи жену младую», – процитировал Люсин.

– Вот еще! Может, прикажешь дожидаться, пока наступит «ночь тихая и ночь святая»? Сочельника дождаться? Рождества? – Он выпрямился и отряхнул брюки.

– Нет. Этого я не сказал, – мягко улыбнулся Люсин. – Но жену младую, по-моему, пригласить стоит… Тем более что она отвечает… требованиям инструкции.

– Кто? – удивился Березовский.

– Ты ее прекрасно знаешь. Слушай, Юр, позвони-ка ей ты, а то мне самому неудобно, право…

– Да кому это – ей?! Скажи, наконец, кто она?

– Мария.

– Мария? – Березовский почему-то сконфузился.

– Ну да, Мария! – горячо зашептал Люсин. – Родилась седьмого января – значит, чистый Козерог, к тому же она врач, она Мария-медичка. Чего же больше?.. Кроме того, красивая, я… нам будет приятно ее видеть… Позвонишь?

– Да, конечно! – Юра смутился и в очевидном замешательстве положил на сундук крестик с жемчужной розой. – Но, видишь ли, мне даже в голову не приходило, что у тебя, что ты… И как это я сразу не сообразил?

– О чем это ты? – еще ничего не понимая, но, уже предчувствуя что-то, спросил Люсин и с силой захлопнул стальную дверцу сейфа.

– Она уехала с Генкой отдыхать в Макопсе.

– Она?! С Генкой? С каким еще Генкой? С Бурминым?

– Ну да! Я ходил их позавчера провожать.

– Но ты же вроде говорил, что у них… Одним словом, меня создалось впечатление, будто…

– Я и сам так думал, старик, – сразу понял его Березовский. – Очевидно, я ошибался… Или могли произойти изменения. Все же женщина… – Он удивленно выкатил глаза и развел руками.

– Да, – согласился Люсин, – женщина…

Ничего не случилось. Просто рушилась придуманная им любовь. Только и всего. Он ничего не сделал и понимал теперь, что и сделать-то не мог ничего. Он всего лишь думал о ней, смутно надеясь на что-то, ожидая с тревожной радостью чего-то такого, что обязательно случится само. Но оно не случилось. Вот и все. Он не пытался больше позвонить ей, откладывая это до какого-то особого дня, который так и не наступил. О чем он думал тогда? О тех нереальных днях, когда у него будет свободное время? Будет самая драгоценная из свобод – свобода думать только о том, что волнует тебя в данную минуту!.. Или о том событии он думал, которое естественным образом, почти без усилий с его стороны, почему-то обязательно свяжет его и ее? Ах черт, все было не так, совсем не так! Просто не было времени, просто не думалось об этом всерьез, а было лишь одно настроение, одно ощущение, что нечто подобное должно обязательно случиться. И вся беда только в том, что оно крепло, это ощущение, это предчувствие… И опять его мысли возвратились на круги свои.