Билли Саммерс - Стивен Кинг

Его верхняя губа судорожно подергивалась: ни дать ни взять старый цепной пес с очень скверным нравом.

– Не понимаю, о чем ты.

– Еще как понимаешь. Диверсия была не для меня – пожар случился слишком рано. Так зачем?

Клэрк встал на колени и пополз к дивану, выставив напоказ свой полуголый зад – глаза бы мои не глядели. При этом он тщетно пытался подтянуть штаны. Мне было его почти жалко. Но только почти. Мистер Клэрк желает видеть твои трусики. Мистер Клэрк хочет, чтобы ты облизнула губы.

– Зачем? – Можно подумать, я не знал. – Отвечай.

Клэрк схватился за подлокотник дивана и подтянулся. Он жадно глотал воздух, и я заметил в его ухе кнопку телесного цвета – слуховой аппарат. Тяжело рухнув на диван, он захрипел.

– Ладно, ладно. Я скажу. Аллен пытался меня шантажировать, и я хотел увидеть, как он умирает.

Конечно, подумал я. Причем ты наверняка просмотрел видео много раз – в обычном режиме и в замедленном.

– Ты Саммерс, я понял. Маджарян сказал, что убил тебя. – И тут он не выдержал, заорал в приступе нелепого и устрашающего гнева: – Я этой жидовской морде несколько миллионов заплатил! Он меня обокрал!

– Надо было потребовать с него фотографию трупа. Почему ты не потребовал?

Клэрк не ответил, но в этом и не было нужды. Он так привык быть властелином империи, что мысль о неповиновении подданных даже не закралась ему в голову. Сними казнь на видео. Убей палача. Задери юбку и покажи трусики. На сей раз я хочу совсем молоденькую.

– Я должен тебе денег. Ты за ними пришел?

– Ответь мне на еще один вопрос. Расскажи, каково это – заказать родного сына.

Губа снова приподнялась: зубы казались неестественно белыми и безупречными на таком лице.

– Он это заслужил. Никак не хотел угомониться… – Клэрк умолк и уставился мне за спину. – А это кто? Та девчонка, за которую я заплатил?

Элис вошла в гостиную и встала рядом со мной. В левой руке она держала сумочку. В правой – зиг.

– Ты хотел узнать, каково это, да?

– Что? Не понима…

– Каково это – изнасиловать ребенка.

– Ты спятила! Я понятия не имею…

– Думаю, ей было больно. Примерно вот так. – Элис выстрелила. Целилась, должно быть, в яйца, но попала в живот.

Клэрк закричал. Очень громко. Этот крик моментально изгнал гарпию, что овладела разумом Элис и нажала спусковой крючок. Элис выронила сумочку и закрыла ладонью рот.

– Я ранен! – завизжал Клэрк. Он сжимал живот, кровь сочилась сквозь его пальцы и стекала на шелковые пижамные брюки. – О господи я РА-АНЕН!

Элис повернулась ко мне: глаза выпучены, рот распахнут. Она прошептала что-то, но я не расслышал слов, потому что выстрел из зиг-зауэра был гораздо громче, чем хлопок пистолета Петерсена. Возможно, она сказала: Я не знала.

– Мне нужен врач, мне БО-О-ОЛЬНО!

Кровь уже лилась из него рекой, он выталкивал ее наружу своими криками. Я взял пистолет из безжизненной руки Элис, приставил ствол к его левому виску и нажал спусковой крючок. Клэрк опрокинулся на спину, один раз дернулся и сполз на пол. Его дни – дни, наполненные насилием над детьми, убийством родных сыновей и бог знает чем еще, – подошли к концу.

– Это не я, – проговорила Элис. – Билли, это не я стреляла, клянусь!

Но это была она. Внутри Элис проснулось нечто чужое и неведомое, и отныне ей придется жить с ним, потому что оно – ее часть. Она увидит его, когда в следующий раз посмотрит на себя в зеркало.

– Идем. – Я сунул зиг за пояс и накинул сумочку ей на плечо. – Нам пора.

– Я просто… Я как будто вышла из своего тела и…

– Знаю. Нам пора, Элис.

– Боже, как это было громко. Да?

– Очень. Пошли.

Я повел ее по коридору и только сейчас заметил на стенах гобелены с рыцарями, прекрасными девами и, кто бы мог подумать, гребаными ветряными мельницами.

– Он тоже умер? – Элис смотрела на Петерсена.

Я опустился на одно колено, но мне даже не пришлось нащупывать пульс: я слышал его дыхание – спокойное, ровное.

– Жив.

– Он вызовет полицию?

– В итоге да, вызовет, но нас к тому времени здесь не будет. Очнется он не скоро, а потом будет долго приходить в себя. Долго и мучительно.

– Клэрк это заслужил, – сказала она, когда мы спускались по ступеням крыльца, и вдруг оступилась – то ли потому, что все-таки вдохнула немного газа, то ли от шока, а скорее, по обеим причинам. Я обхватил ее за талию. Она перевела взгляд на меня. – Да?

– Думаю, да, но утверждать не берусь. Таким людям закон не писан. Они считают, что любое их преступление останется безнаказанным. Но мы его наказали. За ту девочку в Мексике. И за убийство родного сына.

– Он был плохой человек, да?

– Да, – кивнул я. – Очень плохой.

* * *

Мы сели в машину, развернулись на круге перед домом и покатили назад. Я гадал, осталось ли видео с нашим приездом на той камере, через которую за нами наблюдали Петерсен и Клэрк. Если да, то полицейские увидят типа с черными волосами и девушку, которая задрала юбку, но почти все время стояла с опущенной головой – только пару раз украдкой посмотрела в камеру. Когда Элис перекрасит волосы, опознать ее будет почти невозможно. Сейчас меня больше волновали ворота. Если потребуется ввести код, чтобы их открыть, мы попали. Но нет, код не понадобился: подъезжая к воротам, машина пересекла невидимый луч, и они открылись сами собой. Мы выехали, и я остановился.

– Зачем?

– Пистолет заберу. Мне велели положить его у стойки. Там мои отпечатки.

– Боже, точно! Какая я дура.

– Не дура, просто немного не в себе. У тебя шок. Скоро пройдет.

Она повернулась ко мне. В тот миг она выглядела не младше, а наоборот, старше своего возраста.

– Правда? Обещаешь?

– Обещаю.

Я вышел из машины и начал обходить ее спереди. Когда я оказался в свете фар, словно актер на сцене, из-за деревьев в десяти футах от ворот вышла женщина. На ней были камуфляжные брюки и куртка, а не синее платье, и вместо совка она держала в руке пистолет. Ей совершенно неоткуда было взяться в этой части Штатов, ведь она должна была сидеть у койки своего умирающего сына, но я сразу понял, кто это. Сомнений быть не могло. Я выхватил зиг, но она оказалась проворнее.

– Сучий выродок, – сказала Мардж.

И выстрелила.

Я выстрелил секундой позже и увидел, как дернулась ее голова. Мардж упала в траву, а ее ноги в кедах остались лежать на дороге.

Элис с криком бросилась ко мне: