Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

– Похвастаться, что ли? – зарычала Третта, поднимаясь со стула. – Добавить красок своей гребаной легенде?

– Нет! – выкрикнула Сэл.

– Тогда зачем?! – Третта стукнула кулаками по столу. – Зачем ты мне рассказала эту историю? Зачем рассказала про Джинду и друзей, и… и… – Ее руки тряслись от желания выдавить ответ из пленницы. – Зачем ты мне это рассказываешь?!

– Не знаю.

Сэл посмотрела на своего стражника, и безмятежность в ее глазах растаяла, как снег в весеннюю оттепель. Слезы, горячие и уродливые, скатывались по ее щекам, застывали в шрамах. Рот дрожал в поисках нужных слов. Взгляд метался по камере, словно мог найти их в душной темноте.

– Я не знаю. – Она сглотнула влажное горячее дыхание. – Не знаю, чего я хочу. Я просто… должна была это рассказать. Хоть кому-то.

Она опустила взгляд на лежащие на столе руки. Безмолвно приоткрыла рот. Ее глаза были распахнуты и пусты. И только слезы катились.

– Иногда все кажется таким далеким, словно случилось не со мной. Или вовсе не происходило. Словно мои шрамы начинают болеть, а я не понимаю, откуда они взялись. Но потом я закрываю глаза и слышу его голос, и я просто…

И больше ни слова. Сэл закрыла глаза, крепко сжала челюсти и кулаки, все ее тело задрожало в попытке удержать последнюю часть себя, что еще не вышла слезами.

А Третта молча смотрела на нее. Все должно было быть не так.

Алое Облако не должна была плакать. Алому Облаку полагалось смеяться, злорадствовать, оглядывать руины, которые она сотворила, и запрокидывать голову в пронзительном хихиканье. Алое Облако должна была умолять, оправдываться, вручая себя милосердию Революции. Алое Облако должна быть чудовищем, демоном. Она должна быть убита, и все радовались бы ее смерти.

Но возможно…

Возможно, Алое Облако умерла в этой камере.

И с Треттой осталась только эта женщина. Не Алое Облако. Даже, возможно, не Сэл Какофония. Не монстр и не демон. Лишь агония, спрятанная под тонкой маской бравады. Просто женщина. И ее шрамы.

Просто Сэл.

У Третты не было для нее слов утешения – она все равно убила и уничтожила слишком много. Третта не могла дать ей ни искупления, ни гарантий, ни пощады. Третта даже не могла сказать ей, что все будет хорошо.

Лгать было не в ее характере.

Сэл не заслуживала этого, и она это знала. Она все еще была убийцей, скитальцем и преступницей. Третта ничего не могла ей дать, кроме мягкого вежливого молчания, пока Сэл плакала.

И вот она сидела там. Молча. Единственное милосердие, которое она могла дать.

Наконец, Сэл утерла глаза тыльной стороной ладони. Она вздохнула и снова посмотрела через стол на своего тюремщика. Холодная безмятежность вернулась, но в глубине голубых глаз было еще что-то. Мягкое, печальное и кровоточащее.

Возможно, оно всегда там было, просто Третта не замечала.

– Ничего не изменилось, – проговорила воен-губернатор спокойно и четко. – Ты расскажешь мне, что случилось с Кэвриком. Затем выпьешь бокал вина. Потом получишь пулю в лоб. И умрешь.

Сэл ничего не сказала. Даже не моргнула.

– Никаких церемоний, речей. Один бокал. Одна пуля. Чисто, ты не будешь страдать.

Сэл медленно кивнула.

– Хорошо.

Третта кивнула в ответ.

– Хорошо.

Третта знала, что может и должна убить ее сейчас. Во имя Великого Генерала. Ради безопасности Революции. Ради мужчин и женщин, мирных жителей и каждого храброго солдата, погибшего от рук величайшего монстра Империума. Она просто должна была взять ручницу и сделать один выстрел.

Кэврик все поймет. Кэврик хотел бы этого. Он бы попросил не думать о нем. Как истинный воин Революции, он бы не возражал остаться пропавшим без вести. Если бы это означало смерть Алого Облака.

Но она этого не сделала.

Ручница осталась на своем месте. И останется, пока Третта не узнает, где Кэврик. Пока Сэл не сделает еще пару вздохов и не скажет несколько слов.

Потому что слова скитальца проникли в ее голову и, как черный осколок, трепеща, застряли в мозгу. Ей давали медали не за отнятые жизни, а за те, что она сохранила. Ее долг – не убить Алое Облако. Ее долг – спасти Кэврика Гордого. И если она не справится, позволит ему стать всего лишь именем в списке жертв, ей посмотрят в лицо мужчины и женщины, которых она поклялась защищать…

Узнают ли они ее?

– Так на чем я остановилась? – фыркнув, сказала Сэл.

И Третта села напротив своей заключенной. С ручницей под ладонью. И Третта слушала.

– Ага, теперь вспомнила, – произнесла Сэл. – Сейчас будет самое интересное.

За свою жизнь я, наверное, убила сотню магов. Я смотрела вниз на разъяренных осадников, и земля дрожала под моими ногами, когда они атаковали. Я расстреливала мастеров неба, пронзительно вопящих сквозь сотворенную бурю. Я пробиралась сквозь галлюцинации мастеров мрака, сотканные из моих собственных кошмаров и страхов.

Поэтому можете представить, какое разочарование – найти одного из самых талантливых мастеров дверей в Шраме, просто к нему подкравшись.

– Давай, давай, давай.

Я следовала за гулким хныканьем в темноте, дребезжащим голосом, не способным сдержать разбредающиеся мысли.

– Джинду? – спросил он в темноту. – Это ты? Ты там?

Никто ему не ответил, только запищала крыса и вздохнула темнота. Я представила, каково ему – шептать в темноту и понимать, что его никто не слышит. Кроме меня. Но никакого удовольствия от этого я не испытала.

Я ничего не чувствовала в тот момент.

– Черт, черт, черт, – шептал Рикку за углом. – Давай, ну давай же. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я не чувствовала слез, высыхающих на лице. Не чувствовала крови, стынущей в жилах. Не чувствовала ни капли ненависти к Джинду, к его прикосновению, к его улыбке.

Все, что я ощущала, – тот самый голос в ушах. И я должна была заставить его замолчать навсегда. Я остановилась у поворота, за которым расцветал фиолетовый свет. Я выглянула и увидела оживающий и раскрывающийся портал. Огромный круг пурпурного света распустился, осветив сырой туннель и съежившегося кретина перед ним.

– Да! Спасибо, спасибо, спасибо!

Рикку Стук всегда жил на нервах, вечно прыгал с одной ноги на другую и настороженно озирался в поисках ножа, который наверняка его дожидался.

Но человек, стоящий перед порталом, был неподвижен. Он не мог прыгать на левой ноге, она онемела. Он не мог заломить руки, правая висела безжизненной плетью. Он не мог обернуться, его шея была парализована.

Я боялась, что потеряла его во время встречи с Джинду. На мое счастье, Рикку был одновременно жестоким и трусливым человеком – слишком жадным до боли, чтобы думать ясно, слишком боящимся умереть, чтобы думать быстро. Он использовал слишком много магии, заплатил слишком высокую цену. Он двигался медленно и прихрамывал.