Горькая истина. Записки и очерки - Леонид Николаевич Кутуков

арка императора Тита и виднеющийся вдали огромный массив Колизея! Как завороженный смотрел я на эти места, где еще в далекие языческие времена зародилась наша культура, и невольно шептал, сложенные гекзаметрам, имена двенадцати главных римских божеств: Iuno, Vesta, Minerva, Ceres, Diana, Venus, Mars, Mercurius, Jovis, Neptunus, Vulcanus, Apollo.

Вон там, та трибуна, с которой произносились государственными мужами речи, звучавшие на весь тогдашний культурный мир, расположившийся по берегам Средиземного моря. Суровый Катон[486] в своих речах громил отсюда врагов Рима и требовал разрушения Карфагена, заклятого врага латинской культуры: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam», — «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен!» — заканчивал он каждую свою речь.

Вон там, Марк Тулий Цицерон, отец Отечества, знаменитый оратор, ученый и судебный деятель, разоблачал в сенате крамольного Катилину: «Quousque tandem Catilina abutere patientia nostra?» — «Доколе, Каталина, будешь ты злоупотреблять терпением нашим?».

* * *

В Колизей я пошел ночью. Луна освещала величественные остатки древнего цирка, и ночное безмолвие не нарушало священной тишины этого Святого места: на арене, обильно обагряемой некогда кровью священномучеников, принимавших добровольно во имя веры истинной и уверенности в загробной жизни невероятные мучения, растерзания дикими зверьми и сжигания живьем — стоит ныне большой каменный крест, являющийся на этом месте испытания веры и подвига плоти символом победы духа над материей: здесь в крови и в мучениях утверждалась в течение трехвековых гонений новая Вера, которую возвестил Сын Божий: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», и которая победила, в конце концов, и наивный и красивый языческий политеизм, и воинствующий и первобытный Закон Ветхого Завета: «Око за око и зуб за зуб».

Закрыв глаза, я представил себе этот Колизей в один из жесточайших дней великих гонений. Тогда он был облицован драгоценным мрамором и блистал своим великолепием. Яркое южное солнце освещало страшное зрелище: Император, окруженный своими приближенными и патрициями в белоснежных тогах, окаймленных драгоценным и привилегированным пурпуром, подавал знак, и на арену, окруженную столбами с привязанными к ним христианами, и связками облитого смолой хвороста, выходила толпа безоружных мужчин, женщин и детей, во главе с седым старцем, высоко над головой держащим крест, громко исповедующим Имя Христово, любовь к ближнему и прощение своим мучителям… Поджигался осмоленный хворост, начинали пылать живые факелы и в то же время открывались железные решетки и из подземных темных «кулис» цирка показывались, жмурясь от внезапного солнечного света, голодные львы и тигры. Восьмидесятитысячная римская толпа, жадная до кровавых зрелищ, замирала от сладостного ужаса, и лишь рев диких зверей заглушал тогда молитвы осужденных и невольные стоны заживо сжигаемых христиан…

Но мучения исповедников не были напрасны. Их вера и страдания рассеяли клевету, которой было опутано Божественное Учение его врагами, не желавшими принять Закон Нового Завета, и христианство стало тогда неудержимо всё больше и шире распространяться среди римского народа. И вот, наконец, в сражении под Римом в 313 году император Константин и его христианское воинство, воодушевленные видением Креста и начертанных на небе слов: «In hoc signo vinces», — «Сим победиши», — разбил наголову легионы приверженца язычества императора Максенция: христианская религия стала господствующей в Римской Империи. Император Константин перенес свою резиденцию в Византию, которую он назвал Константинополем. Наши же предки, славяне, именовали столицу Кесаря Царьградом. А через 650 лет, в 988 году, Киевский и всея Руси князь Владимир Красное Солнышко крестился в Корсуне со своею дружиной, женился на цесаревне Анне, сестре Византийского императора, и крестил затем киевлян в водах Днепра.

После взятия Константинополя турками в 1453 году двуглавый орел кесарей прилетел в Третий Рим — Москву и стал эмблемой русских кесарей-царей.

* * *

На следующее утро я направился в собор Святого Петра (S a n Pietro in Vaticano). Жил я около парка Pincio недалеко от несравненной Испанской площади (piazza di Spagna). Спустившись по монументальной лестнице от церкви Святой Троицы (Trinità dei Monti) и пройдя мимо столь красочных цветочных ларьков, я решил идти окружным путем: через площадь Colonna, с возвышающейся на ней Троянской колонной, на которой можно видеть барельефы, изображающие скифов с их характерными степными лошадками[487]; мимо древнеримского Пантеона, замечательно сохранившегося памятника латинского зодчества, круглого языческого храма, который современные римляне фамильярно называют Ротондой: направляясь затем к грандиозной усыпальнице императора Адриана, ныне замок Святого Ангела (Castel Sant’Angelo), сыгравший немалую роль в жизни средневекового Рима, я перешел на другую сторону Тибра через мост Святого Ангела, построенный 1700 лет тому назад по повелению этого императора.

Вскоре перед моими глазами открылся замечательный ансамбль площади Святого Петра и собора со знаменитыми, как крылья раскинувшимися портиками, египетским обелиском и фонтанами. Мне невольно вспомнился Казанский собор в Петербурге; архитектор, задумавший его, несомненно вдохновлялся бессмертным творением строителей собора Святого Петра Браманте[488], Рафаэля, Микеланджело и других бессмертных зодчих, скульпторов и художников.

Войдя в собор, я увидел в центре направо почерневшую бронзовую статую Святого Петра. Апостол изображен в сидячем положении, в библейском одеянии и в сандалиях. Статуя установлена на мраморном пьедестале, высотою немного больше метра. Молящиеся подходят, крестятся и целуют пальцы ступни Апостола. Заметив, что металл в этом месте оказался сильно стертым и контуры пальцев начали сглаживаться от миллиардов поцелуев верующих, я вновь почувствовал в себе, что уже неоднократно случалось со мной в этом удивительном городе, своего рода, мистический трепет при этом еще раз столь явном напоминании живущим о как бы непрестанном духовном присутствии среди нас пятидесяти поколений почивших предков, лобызавших пальцы этой статуи.

В начале первого столетия нашей эры в Рим прибыл любимый ученик Христа апостол Петр и стал проповедовать в тогдашней столице мира учение Сына Божия и созидать Его святую Церковь во исполнение Его слов: «Tu es Petrus et super hanc petram aedifcabo ecclesiam meam» — «И аз же тебе глаголю, яко ты еси Петр и на сем камени созижду Церковь мою и врата адова не одолеют ей». (Матфея XVI. 17–18).

И на том самом месте, где две тысячи лет тому назад стоял цирк Нерона, в котором произошли первые гонения на христиан, а теперь возвышается собор Святого Петра, принял он мученическую кончину, распятый, по его собственному желанию, головой вниз, дабы его казнь не была бы сходной с Голгофой его распятого Учителя. Тут же он был и погребен.

* * *

В середине V века из далекой Азии хлынули на Европу полчища гуннов под водительством «Бича Божия», страшного восточного деспота, Атиллы, уничтожавшего всё на своем