Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн

* * *

Жители Вишневца встретили Димитрия с почестями: благодаря усилиям трех братьев не только город, но вся Волынь уже знала о появлении чудесно спасшегося царевича.

В течение двух недель в просторном замке князя Константина ежевечерне проходили приемы и балы, на которые съезжалась знать со всей округи. Димитрий выступал на всех обедах, темпераментно произнося речи, призывая панов поверить в серьезность его дела и помочь ему. Здесь он завел множество знакомств и впервые воочию увидел, что собрать войско для похода на Москву вполне реально: многие шляхтичи проявили к нему интерес и обещали поддержку. В числе гостей князя были и русские, они относились к царевичу с восторгом и благоговением. Он был для них полубогом: три голодных года убедили московитов, что Господь против правления Бориса Годунова; все мечтали, чтобы на трон вновь сел «природный» царь.

Князь Константин надарил Димитрию одежды, лошадей, драгоценностей, и вскоре вместе с паном Адамом огромным кортежем они выехали в Краков. А Михаил Вишневецкий вернулся в свои земли, чтобы набирать войско для будущего похода на Русь.

Через десять дней кортеж прибыл в Самбор: здесь на холме возвышался замок Ежи Мнишека, тестя пана Константина. Слуги разместили гостей в просторных комнатах замка, выделив Димитрию самую удобную.

Кроме обычной мебели – кровати, резных стульев и лавок, стола и многочисленных подсвечников – в комнате стояло обитое бархатом кресло под балдахином, подозрительно напоминающее трон. «Похоже, пан Мнишек уже наслышан обо мне», – с удовлетворением подумал юноша.

Часом позже раздался стук в дверь, вошел пан Адам.

– Нас ждут с ужином, царевич, – поклонился он. – Мы с Константином готовы вас сопроводить.

Посреди огромного зала для приемов стоял заставленный яствами и канделябрами стол и множество стульев, а во главе стола Димитрий увидел такое же кресло, как в его комнате. Гости склонились в почтительном поклоне. Вперед вышел высокий полный господин лет пятидесяти с зачесанными назад волосами и длинной черной бородой, одетый в темно-синий жупан и бордовый кунтуш. Это был хозяин Самбора, сандомирский воевода Ежи Мнишек. Он тепло и почтительно приветствовал Димитрия и даже попросил разрешения его обнять. Поговорив пару минут с царевичем и князьями Вишневецкими, он сделал широкий жест рукой, указав на стоящих среди гостей юношу и девушку лет пятнадцати.

– Позвольте представить вам, пан Димитрий, моего сына Николая и дочь Марианну, или по-русски – Марину.

Те приблизились и поклонились. Царевич наклонил голову, а подняв ее, встретился глазами с Мариной и… Ему показалось, что весь мир вокруг исчез, он не видел ничего, кроме ее темных глаз, которые изучающе смотрели на него. Высокий лоб, тонкий прямой нос, небольшие коралловые губки… Димитрий почувствовал, что ему не хватает воздуха, внутри все горело, сердце бешено колотилось, а пальцы начали странно дрожать. И в то же мгновение понял: ему не нужен поход на Русь, не нужна корона московская, если этой невысокой стройной девушки не будет рядом с ним.

Еще никогда он не влюблялся столь внезапно и сильно. Сидя во главе стола на кресле-троне, он вспоминал женщин, которые украсили его жизнь, – Женевьеву, Анну де ла Тур, Луизу дю Руэ, Эльжбету Острожскую – и понимал, что ни к одной из них не испытывал ничего подобного. То, что он чувствовал сейчас, не походило ни на что: это была любовь-жажда, любовь-молния, ему казалось, что он просто умрет, если какое-то время не будет видеть этого лица… Живя на свете больше века, он научился рациональности и сейчас пытался анализировать, что же с ним происходит. Он внимательно разглядывал Марину: розовое, расшитое золотыми нитями платье, украшенное высоким гофрированным воротником-фрезой, на черных, гладко зачесанных волосах покоится усыпанная жемчугом тиара, изящные руки, холодный взгляд и горделивое, даже надменное выражение лица. Конечно, она красавица, но мало ли привлекательных женщин встречал он? «Да, с ней будет нелегко, глаза ее горят умом и силой».

Весь ужин как завороженный наблюдал Димитрий за Мариной, рассеянно отвечая на тосты в его честь. Он понимал, что вряд ли такая панна увлечется им: он был невысок, широк в плечах, кряжист и, конечно, внешне явно проигрывал многим здешним щеголям. Но он был царевичем и на это решил сделать ставку.

После ужина гости перешли в соседний зал, еще большего размера, и начались танцы. Димитрий не раздумывая подошел к Марине и поклонился. Она слегка присела в реверансе, и они отдались во власть полонеза.

Царевич вел партнершу, замирая от восторга. Она же, по-прежнему сохраняя надменное выражение лица, иногда бросала на него любопытные взгляды. Димитрий наклонился к ней и восхищенно прошептал:

– Как вы прекрасны, панна Марина! В жизни своей не встречал подобной красоты!

– Подозреваю, пан Димитрий, что, живя в монастыре, вы вообще немногое видели, – лукаво улыбнулась она.

– О, вам знакома история моей жизни?

– О ней все говорят. Особенно о том, как вы чудом избежали гибели в Угличе.

– Ну, то было вовсе не чудо, – засмеялся Димитрий, – а преданность моих подданных.

– И что же вы теперь собираетесь делать? Соберете войско, чтобы отнять у Бориса трон? Боюсь, чтобы победить царя московского, вам не хватит и всей армии Речи Посполитой.

– Я готов рискнуть и пойти с несколькими тысячами, – запальчиво ответил царевич. – Я верю в свою счастливую звезду. Не сомневайтесь, вельможная панна, я буду править в Москве.

Девушка посмотрела на него долгим, изучающим взглядом и кивнула:

– Странно, но я верю вам, пан Димитрий.

От этих слов душу царевича захлестнула теплая волна, словно Марина ответила на его чувство.

Музыка кончилась, и Димитрий проводил партнершу к ее креслу. Пан Мнишек, стоявший рядом, взял его под руку и, отведя в сторону, спросил:

– Как вам понравилась моя Марина, пан Димитрий?

– О, она прекрасна, – восторженно ответил тот, – я и представить себе не мог, что на свете бывает подобная красота!

Довольный воевода рассмеялся:

– Большая честь слышать это от вас.

Снова зазвучала музыка, Димитрий обернулся и увидел, что Марина танцует в паре с молодым франтом. Девушка улыбалась ему, а он что-то нашептывал, склонившись к ее ушку. У царевича свело скулы от ревности. Рассеянно отвечая пану Мнишеку, он с трудом дождался окончания танца и решительно двинулся к Марине. Взяв ее под руку, Димитрий с улыбкой произнес:

– Дорогая панна, от вас невозможно отойти. Чуть отвернешься, и вас похищают какие-то щеголи.

– Уж не ревнуете ли вы, пан Димитрий? – кокетливо спросила девушка.

– Конечно.

– С чего бы?

Зазвучала музыка, и они снова отдались плавным волнам полонеза.

– Я люблю вас, прекрасная панна, – горячо зашептал Димитрий, – едва увидев вас, я почувствовал в душе огонь, который не сможет погасить ни время, ни расстояние.