Особо одаренная особа - Мария Вересень

Мне тут же захотелось поддать ей по округлым тугим бокам, но быстроногая отбежала от меня, скалясь:

— Кошелечек-то развязывай, развязывай.

— Чего это? — Я с удивлением глянула на ярко разрисованную бумажку. — «Единый вексель Северской купеческой гильдии, равно пригодный во всех концах Великого Княжества Северского и сопредельных государств». Что за ерунда? — уставилась я на овечку.

— Сама ты ерунда! — фыркнула та. — Это тебе, недалекой нечисти, пристало кладни под матрасом прятать. — Она противненько засмеялась. — Да, да, да, знаю я, где твои сокровища лежат — как только бока не отмяла! А мне, купчихе первой гильдии, и вовсе о золото копытца марать не пристало! Ты на сумму-то посмотри.

Я забегала глазами по бумажке и, увидев девяточки и нолики, не поверила собственным глазам.

— Вот. А ты меня еще и всякими говновыми человечками стращаешь! Ну да ладно, на первый раз прощу.

— Что прощу?! — тут же взвилась я. — Чтобы я этих срамных историй про рыжуху больше не видела! А то сама лубошников найму, буду о скаредной овце рассказывать, да еще припишу, что каждый, кто срежет с тебя клок шерсти, — озолотится. Вот уж тебя пощиплют!

Овца заметно испугалась:

— Ты это… давай… не того… Между прочим, ты — популярный герой, людям нравишься. Не одни же гадости про тебя сочиняют. В Княжеве вон Игрицей тебя величать начали. Так, глядишь, важней Анчутки сделаешься. И вообще, давай думай, что магу своему рассказывать будешь? А то пока я тут с тобой нянькаюсь, там барыш промеж копыт утекает. — Напутствовав меня таким образом, она бодренько порысила обратно в столицу.

Я завистливо вздохнула, хорошо ей, быстроногой, от врагов убегать удобно.

Птичьи трели не очень радовали, поскольку впереди меня ждала куча серьезных разговоров. Опять же Гуляй злой и женское крыло для ремонта недоступное… Охохонюшки, одна забота и маета. Одно только хорошо, что практики уж целый месяц прошел, только две недельки осталось.

В парковую калитку я протиснулась как тать.

— Здравствуйте, — приветствовала я неизвестно кого. И не ошиблась — ждали, сидели почти под каждым кустом, злобно зыркая. Я выставила растопыренные руки, как кошка, понимая, что не шибко впечатляюще выглядят мои розовые коготки, поэтому постаралась больше взять голосом и суровостью лица: — Предупреждаю сразу — со мной связываться — это себя не любить! Щас как попревращаю всех в коряги!

— Ладно тебе. — Гуляй вылез из-за дерева, разочарованно отбрасывая дубину, зато Рогач обгавкал всю, как цепной кобель:

— Чтоб к вечеру крыло в порядок привела, да? Полы там вымоешь, да? Все безобразия и мусор уберешь, да? И чтоб без разрешения директора пальцем не шевелила, да?

— Пусть за обиду стол накрывает! — вякнул кто-то из кустов.

— Да! — утвердительно кивнул головой Рогач.

А я щедро посулила:

— Бочку вина выставлю…

— Две, — тут же возразил Гуляй, почему-то показывая мне три пальца.

— Ну-у, тогда вы крыло сами убираете. — И я уже безбоязненно пошла к Школе, понимая, что все равно скатерти-самобранке за все мои обещания отдуваться.

— Зря ты их так напоила. — Велий сидел на подоконнике первого этажа, прижимая меня к себе. После того как Аэронова комнатушка пришла в негодность, директор настоял, чтобы он перебрался в комнату для учителей. Но хоть была она не в пример меньше, но ничего — уютненькая. Я сначала побаивалась, что Велий накинется на меня с кулаками, но он лишь похохотал, а услышав про человечище, на которого маги Княжева войной собрались идти, только отмахнулся: — А, напишу дяде письмо, ты только мальчишку больше не тревожь.

— А у него и без меня неплохо получается. К тому же овечка его к делу приспособила. Они теперь попеременно у шатра с бельчонком танцуют. Людям и срамно, и потешно. А все равно ходят.

Велий тяжело вздохнул, прижимаясь затылком к раме:

— Ох, и в какое же чудовище ты у меня превращаешься!

— Почему в чудовище? — обиделась я, но желания поворачиваться и тузить его не было. Так спокойно и лениво было в его объятиях.

— Ну в чудо. Непонятно только, отчего ты к одним магам прицепилась? Других людей или нечисти нет больше, что ли?

— Это вы ко мне прицепились. Один фон Птиц со своими лекциями чего стоит! И никакие снотворные не помогают.

— Страдалица ты моя. — Велий покачал меня в объятиях.

Пьянка во дворе перешла в ту стадию, когда пирующие затягивают слезливые песни и медленно валятся под стол. Как ни удивительно, Феофилакт Транквиллинович гуляние не разгонял, оказывается, пока женское крыло было недоступно для ремонта, а я подвергалась обучению в Заветном лесу, домовые и дворовые, дружно навалившись, пристроили к Школе резную изящную башенку-фонарик, в которую имелся вход как с улицы, так и с каждого этажа.

Велий под присмотром директора, дабы ненароком не разгневать отдыхающий дух Архона, придумал-таки заклинание, при котором не надо обвешиваться утюгами, чтобы выскочить из сжатого пространства. Так что, едва мы привели в порядок женское жилое крыло, нас тут же заставили плести новое заклинание, раскинув его ни много ни мало — на весь парк. Когда я свернула его, а потом в качестве подопытной мыши была насильно загнана директором и нечистью в пристройку, то с перепуга аж взвизгнула — так много там оказалось места.

— Со светом надо будет что-то сделать, — дрожа как осиновый лист, посоветовала я. — А то до окон далеко, идешь, идешь… И потолок низкий, кажется, что сейчас проломится — и на голову, колонн прибавьте, что ли. А то пригибаться от страха начинаешь.

Велий хлопнул себя по лбу и признался, что про потолки забыл, его вина.

— Я же брал обыкновенные, как везде, — оправдываясь, бормотал он, набрасывая новое заклинание, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все-таки решил посоветоваться: — Как ты думаешь, сколько локтей высоту делать?

— Чем больше, тем лучше, — сказала я.

В результате, когда Феофилакт Транквиллинович вошел в новую пристройку, светильники на потолке казались крохотными точечками звезд в бездонном черном небе.

— А что, мне нравится, — одобрительно проговорил он, и гулкое эхо отразилось от далеких стен. — Конечно, надо будет привезти мебель, как-то разделить стенами…

Мы с магом облегченно перевели дух, а Гуляй на улице подал знак — выбивать дно у бочки.

— Где теперь ночевать будешь? — поинтересовался Велий, покачивая меня, так что казалось, что я плыву на лодочке.

Я усмехнулась. Комендант на радостях, что теперь можно наконец приступить к ремонту этажей, перво-наперво погнал рабочих вышвырнуть из комнат всю мебель, и теперь она громоздилась кучей в актовом зале, на каждом предмете написано, из какой он комнаты, хоть приходи и живи.

— А у вас есть какие-то предложения, господин наставник? — спросила я.