Тень всадника - Анатолий Гладилин

Я обрушил на него весь свой запал эмоций. Пойми, говорил я Доулу, отныне информация в прессу будет поступать из уст этого адвоката. Французской полиции нечего сказать, французы никого не поймали или поймали не то, что хотели, похоже, они умывают руки. А адвокату потеть и потеть, он должен отмазать своих клиентов, отмыть черного кобеля. Он не рискует сам катить бочку на Сережу, зная, что его могут привлечь за клевету. Кто? Не важно. Опытный профессионал, он не желает подставляться. Ловко и тонко адвокат (или те, кто за ним стоит) запускает свои инсинуации в прессу, а пресса уже закусила удила, для нее это лакомый кусок, это товар, который хорошо идет. Не удивлюсь, если в следующих газетных статьях Сережа предстанет как содержатель притонов, или как глава какой-нибудь челябинской мафии, или как резидент в Европе колумбийских баронов наркобизнеса. Пресса почуяла, что за Сережу никто не заступится, на него можно вешать всех собак. А я вынужден молчать в тряпочку, я не имею права раскрыть рот, ведь моя дочь мне приказала не высовываться. И ее тоже можно понять. Французы выполнили свое обещание: все забыли о Сережиной семье, о детях, следствие ушло далеко в сторону. Если вопреки запрету (то есть испортив отношения с дочерью) я высунусь, то сразу привлеку внимание (или его искусственно привлекут) к детям, к новой семье, где ждут третьего ребенка. Один этот факт - находка для желтых газетчиков, любителей сальностей и скабрезностей. И могут шантажировать, угрожать, не мне - детям! Рассчитывать на защиту французской полиции, которая не сумела спасти жизнь последнему премьер-министру шаха Ирана, хотя превратила его дом в вооруженную крепость? Доул, сколько времени прошло, а мы до сих пор не знаем истинной подоплеки дела, мы не знаем, кому мешал Сережа, мы не знаем, зачем понадобился этот вызывающий, наглый теракт в Париже. Да, у меня есть свои предположения, не доказанные, а параллельно им могут существовать еще пять-шесть вполне правдоподобных версий Я давно догадался, что в данном случае теория русской мафии всех устраивает...

- Мы тоже ничего не можем сделать, - прервал меня Доул. - Репутация русских бизнесменов очень подмочена в Штатах. Наша четвертая власть пишет, что русская мафия перегнала через официальные фирмы миллиарды долларов в Америку и подкупила иммиграционные ведомства, полицию, федеральных функционеров! Поэтому любой окружной прокурор звереет при упоминании русских фамилий.

Ну да, конечно. Мой получасовой эмоциональный выплеск Доул расценил как завуалированную просьбу о помощи. Психология чиновника, который служит в Системе. Привычка искать всюду и во всем подтекст. Особенно когда он разговаривает с человеком, который в Системе уже не служит.

Между прочим, различие между Доулом и мной приблизительно, скажем, такое же, как между сержантом и полковником. Я должен был ответить. "Доул, пшел вон!" Точно так же профессор Сан-Джайст давно должен был заметить недоучившейся студентке Дженни: "Май дарлинг, извини, мне надоело твое вранье. Гуд бай, май лав". Вполне бы соответствовало табели о рангах и было бы правильно понято. Вместо этого я пытаюсь понять и объяснить себе смысл их слов и поступков. Понять и объяснить себе - две разные вещи. Понимаем мы причину, а, объясняя себе, приспосабливаемся к изменившимся обстоятельствам.

- Доул, - сказал я как можно спокойнее, - я никогда ничего не просил у американцев. (Я имел в виду американские подразделения Системы.) Я получаю французскую пенсию и здесь по приглашению университета. Я сам ушел из Системы...

- Ну и глупо, - опять перебил меня Доул. - Так из Системы не уходят. Обычно договариваются и получают приличные откупные или пристойную должность в какой-нибудь фирме. Ты же ушел, просто хлопнув дверью. Я тебя не понял, и никто тебя не понял.

Меня покоробило: "Я тебя не понял". Тем самым Доул подчеркивал, что больше никаких различий (дистанции, что ли?) между нами не существует. Но у меня же особые обстоятельства, нестандартная ситуация!

...- Но у меня же особые обстоятельства, сложная ситуация, - басил тучный бородач в белой чалме. - Я не могу оставить этих людей. Это все мое семейство, родственники моих жен и детей.

Тем временем в левом крыле дворца уже полыхало пламя. Английский офицер с перебинтованной рукой пустил очередь из станкового пулемета и, обернувшись к бородачу, заорал:

- Ваше Величество, через десять минут мятежники будут здесь и первым делом они вам вспорют брюхо. Бегом вниз, к причалу. В шлюпке есть место только для вас и для моих солдат Я снимаю оборону. Пока мы еще успеваем, и миноносец на рейде нас прикроет огнем. Живо!

И офицер добавил такое английское ругательство, услышав которое Ибн-Шейх-Паша имел полное право замуровать английского подданного на всю жизнь в каземат, а то и посадить на кол согласно нравам своей страны И непременно бы это сделал еще месяц тому назад. Неделю тому назад? Пожалуй. Два дня тому назад? Маловероятно. А сейчас тучный бородач в белой чалме проявил редкую проворность и вприпрыжку бросился вниз по лестнице.

Не до этикета было. Так диктовали обстоятельства. И как он себе объяснил внезапное изменение табели о рангах, мне неведомо. Никогда не носил белую чалму.

В общем, хорошо, когда есть что вспомнить. Помогает. И я здраво рассудил, что нечего мне лезть в бутылку, а надо, наоборот, вытащить бутылку из холодильника и предложить Доулу дринк. И это было правильное решение, ибо я увидел, как Доул сразу повеселел.

Зря я обвинял Доула в хамстве. По американским меркам это именно я принял его хамски: для американца сначала дринк - как "How are you?", как для француза обязательное "Ca va?" - уж потом все прочее. А я вцепился в статью и тут же, без намека на дринк, вылил на Доула разные свои особые обстоятельства, перемешанные (вместо коктейля) с семейной ситуацией, в которую Доул совсем не обязан вникать, ему за это зарплату не платят. И вообще, Система устами Доула или рядового констебля должна была когда-нибудь выразить мне свое "фэ", ткнуть носом, дескать, ушел от нас, что ж, пеняй на себя. Как же ей отказаться от такого удовольствия?

Логично.

Дринкнули по маленькой. Я извлек из холодильника соленые маслины. Повторили. В башке просветлело.

Поведению американца присуща некоторая хамоватость - продолжал рассуждать я, - и это по-своему проявление честности. Раз он не может в чем-то помочь, он и слушать не желает. Тем самым он как бы говорит: не будем терять понапрасну времени. Время для американцев - деньги. Тогда, естественно, возникает вопрос: за каким чертом Доул поперся ко мне? Показать статью в "Pans Match"? Конечно, весьма любезно с его стороны, только не те у нас отношения. Мог бы просто звякнуть по телефону. Значит, повод. Повод для чего? Из оперативных дел я выпал. Тем не менее человек тратит на меня время.

И тут озарило. Или я, старый дурень, совсем выжил из ума, или запахло деньгами. Причем деньгами, которые подкладывают в огонь под сковородки в аду. Паленый запашок.

Мне стало интересно. Что ж, поиграем. И я начал толковать о достоинствах дринка, только, Доул, не той крепленой гадости, что пьют в Америке, Англии или России, а о великих французских и испанских винах. Я, например, Доул, не могу отличить Сан-Эмильон 1990 года от Сан-Эмильона 1993 года, двухлетнюю разницу мне не осилить, а есть знатоки, которые точно определят Сан-Эмильон 1990 года и Сан-Эмильон 1991 года, причем укажут, какой именно виноградник и было ли лето в том году засушливым или дождливым.