Господин мертвец. Том 1 - Константин Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле французского штаба. Тогда это лицо было таким же безжизненно-бледным и пустым. Но выглядело оно иначе, может, из-за гримасы боли, оставшейся на нем после смерти. Этого парня французы прикололи пикой к стене, оставив умирать. И вот теперь он стоит перед Дирком, глядя перед собой сонным равнодушным взглядом, какой бывает у долго дремавшего на солнцепеке человека.
– Кто вы? – требовательно спросил его Дирк.
Особенный тон голоса, дарованный во всем мире лишь унтер-офицерам, заставил мертвеца пробудиться, веки дернулись.
– Рядовой двести четырнадцатого пехотного полка Мартин Гюнтер, господин унтер-офицер!
– Хорошо. Шаг в сторону. Пойдете со мной.
– Слушаюсь!
Взгляд «штосс-труппена» вновь потух, голова упала на грудь. Происходящее с ним сейчас он, должно быть, воспринимал сном. Причудливый и жутковатый сон, в котором окружившие его французы волокут к стене и протыкают стальной иглой. И боль такая, что даже странно, как не проснулся… Потом минута черного забытья – и какой-то унтер-офицер в непривычной серой форме спрашивает его, кто он… Глупый, дурацкий сон, который, конечно, скоро закончится…
Дирк мог ему только посочувствовать. Он знал, чем заканчиваются подобные сны.
Его взгляд заскользил по оставшимся в строю. Все эти люди были ему незнакомы, и Дирк воспользовался данным ему мейстером правом выбора, чтобы выделить наилучшего. Окажись Дирк последним в очереди, другие командиры взводов оставили бы «листьям» самый плохой и негодный товар. Это было в традиции «Веселых Висельников» и не осуждалось тоттмейстером.
Здоровая конкуренция должна существовать не только среди живых.
Первым был здоровяк ефрейтор с блестящими гербовыми пуговицами на воротнике. Ефрейторов и унтеров обычно брали в первую очередь: вбитая годами службы железная дисциплинированность часто помогала им свыкнуться с новым положением быстрее прочих. Но этот не понравился Дирку – стоял как-то криво, наклонившись в сторону. Судя по всему, осколок снаряда, превративший низ живота и бедро в прикрытую лохмотьями кашу, основательно задел берцовую кость или позвоночник. С такими Дирк предпочитал не связываться – взвод «листьев» всегда полагался на внезапность и неожиданность. И плетущийся позади всех «висельник» мог изрядно спутать планы командиру своего отделения. Дирк не собирался преумножать головную боль Тоттлебену, Мерцу или Клейну.
Следующий оказался его коллегой, унтер-офицером. Вместо потерявших цвет лохмотьев, составлявших обычно полевую форму, он был облачен в новенькую kleine Dienstanzug[74], лишь немного заляпанную грязью и кровью, а на голове имел фуражку с козырьком и кокардой цветов Бадена – красный на оранжевом.
– И как тебя сюда занесло? – пробормотал Дирк, оглядывая его со всех сторон. – Ну да теперь все одно, считай, что приписан. Баден, надо же…
Унтер, судя по всему, был «шальным», как выражались солдаты, не местным, и к двести четырнадцатому полку не имел отношения. Может, ехал из увольнительной к себе в часть да и попал ненароком аккурат под французский артобстрел. Подобная ирония судьбы давно была привычна на фронте и редко кого могла удивить. Причину смерти можно было установить сразу, две или три пули оставили в правой стороне груди маленькие взлохмаченные по краям отверстия. Хорошая рана, чистая, лопатка и плечевой пояс не получили серьезных повреждений, пули прошли навылет, непоправимо изуродовав хорошее сукно форменного кителя. Но Дирку не понравился взгляд унтера, мутный, как и у прочих, но в придачу какой-то плавающий. Да и зрачок, кажется, один больше другого… Дирк сорвал с мертвого унтера фуражку и выругался сквозь зубы – даже через запекшиеся в кровавую корку волосы было видно, что затылок в одном месте вмят внутрь. Возможно, унтер в падении наткнулся головой на камень. Или же его, уже мертвого, зацепила копытом лошадь. В любом случае это автоматически исключало его из взвода «листьев». Дирк старался не брать мертвецов с травмами мозга, так как по опыту знал об их ненадежности. То, что мейстеру удалось его поднять, еще ни о чем не говорило.
Тоттмейстер Бергер, как шутили в роте, мог бы и чучело медведя с соломой вместо мозгов заставить танцевать. Но мертвец с поврежденным мозгом – не лучшая находка для взвода. Никогда не знаешь, что он выкинет и не рехнется ли в самый неподходящий момент.
Дирк хорошо помнил рассказ Йонера о схожем приобретении. Командиру первого взвода достался мертвец, череп которого оказался пробит пистолетной пулей, не повредившей критически мозга. Это не мешало мертвецу выполнять приказы до тех пор, пока «сердца» Йонера не оказались во вражеской траншее под плотным огнем. Близкий разрыв минометной мины всколыхнул остатки мозгов, и «висельник» с дыркой в голове, размахивая палицей, устремился на своих сослуживцев. Тем пришлось забить его на месте топорами и цепами, прежде чем тоттмейстер Бергер успел вмешаться, и лишь по счастливой случайности других жертв не последовало. Дирк не собирался испытывать судьбу.
Третьего мертвеца он забраковал сразу же. Судя по всему, последние два дня тот лежал где-то в поле, уткнувшись лицом в лужу. Несмотря на обычные в этих краях весенние заморозки, сырости хватило времени, чтобы сделать свое дело. Щека, висок и половина лба были украшены обширным неровным пятном, отливающим черным, серым и синим, словно кто-то впрыснул под истончившуюся кожу полный шприц чернил. Тоттмейстер остановил процесс некроза, прежде чем тот разрушил мозг, но про лицо этого сказать было нельзя. Пройдет едва ли две недели, прежде чем кожа начнет слазить с черепа.
«Не пойдет, – подумал Дирк. – Мало мне Тихого Маркуса, писаного красавца… Постоянно эту рожу перед глазами видеть? Нет уж. К тому же мейстер сам предостерегал относительно морального взаимоотношения или как его там…»
Оставался только последний, но Дирк сделал вид, что внимательно изучает всех четверых. Последний не был образцовым солдатом и при жизни – невысокого роста, весьма щуплый, тощий, да еще и сутуловат. Как и многие другие солдаты в девятнадцатом году. Но в нем не было заметно никаких серьезных дефектов, и это уже было поводом для оптимизма. Лицо скучное, ничем не примечательное, и смерть тоже скучная – крошечный осколок вошел над левой ключицей, оставив неровное отверстие.
– Как вас зовут, рядовой?
– Петер Клемм, господин унтер-офицер! – отозвался тот нечетко. Возможно, губы тронуты некрозом или просто говор такой. Сейчас это уже не имело значения.
– Тоже за мной. Шагом марш! А ты, Шеффер, иди позади и следи за этими вояками, еще потеряем кого…
Моими любимыми собеседниками в ту пору были мертвецы с Доротеенштадского кладбища. Совершенно разбитый после споров с комиссией, выпотрошенный, обескровленный, как карась с рыбного рынка, я шепотом спорил с фотографическими карточками на камне, выкладывая им свои просроченные тезисы, упрямые метафоры и странные претензии. Они терпеливо слушали, но никогда не критиковали. Хорошая публика, позже мне очень не хватало такой в Кале.