Честь самурая - Эйдзи Есикава

Ёсиаки пролил слезы благодарности в ответ на все деяния, совершенные в его интересах Нобунагой, и даже назвал его своим вторым отцом. Так почему же его следовало опасаться? Потому что двуличие коренится именно там, где его менее всего ожидаешь найти. Ёсиаки и Нобунага были разительно непохожи друг на друга складом характера, они получили разное образование и почитали едва ли не прямо противоположные ценности. Пока Нобунага играл роль спасителя Ёсиаки, тот почитал его своим благодетелем. Но стоило сёгуну упрочиться на своем месте, как на смену благодарности пришло недоброжелательство.

— Эта деревенщина мне просто противна.

Такие слова применительно к Нобунаге позволял себе нынче Ёсиаки. Он стал избегать встреч с Нобунагой и завидовать его власти и влиянию, которые, как казалось сёгуну, превосходили его собственные. Однако ему не хватало отваги бросить Нобунаге вызов и вступить с ним в схватку. Ёсиаки вообще не умел действовать в открытую, предпочитая закулисные козни и интриги. В этом отношении он являл собой полную противоположность Нобунаге. И добром такое противостояние кончиться, конечно, не могло.

В потаенной комнате в глубине дворца Нидзё сёгун принял посланца от монахов-воинов из Хонгандзи.

— Настоятелю Кэннё тоже не по душе беспримерное своеволие и жестокость Нобунаги? Что ж, в том нет ничего удивительного.

Прежде чем удалиться, посланец предостерег:

— Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы содержание нашей беседы осталось в полной тайне. Наряду с этим, возможно, стоило бы послать секретные сообщения в Каи, а также кланам Асаи и Асакура, чтобы решающий час они встретили во всеоружии.

В тот же самый день в другой части дворца Нобунага ждал Ёсиаки, чтобы известить его о своем прибытии в столицу. Ёсиаки собрался с духом, напустил на себя невинный вид и вышел в зал приветствовать Нобунагу.

— Я слышал, что сражение на реке Анэ закончилось вашей блистательной победой. Вы еще раз доказали свое полководческое искусство. Мои поздравления! Это и впрямь счастливый час для нас всех.

В ответ на явную лесть Нобунага, горько усмехаясь, возразил не без сарказма:

— Нет-нет! Лишь благодаря помощи и поддержке вашего превосходительства мы смогли сражаться так стойко. Мы ведь понимали, к каким страшным последствиям может привести наше поражение.

Ёсиаки зарделся, как женщина:

— Вам не стоило так беспокоиться. Порядок в столице мы, как видите, поддержать сумели. Или вам донесли о чем-то ином? Почему после достославной победы вы прибыли столь поспешно?

— Все в порядке. Я прибыл сюда всего лишь для того, чтобы принести свои поздравления в связи с завершением восстановительных работ в императорском дворце, присмотреть за государственными делами и, разумеется, осведомиться о здоровье вашего превосходительства.

— Вот как? — Ёсиаки несколько повеселел. — Что ж, можете сами убедиться в том, что я здоров, государственные дела — в полном порядке, и вообще — все прекрасно. Вам совершенно незачем тревожиться и обременять себя столь частыми наездами в столицу. А теперь позвольте мне задать пир в вашу честь и принести вам свои поздравления по случаю великолепной победы в подобающей ей торжественной обстановке.

— Мне придется отказаться от этого, ваше превосходительство. Я ведь до сих пор не поблагодарил своих командиров и воинов. Поэтому я просто не имею права присутствовать на пиру, заданном исключительно в мою честь. Давайте, ваше превосходительство, отложим это до тех пор, когда я снова прибуду сюда и отдам себя в ваше полное распоряжение.

С этими словами он простился с сёгуном и ушел. Воротясь к себе, он обнаружил, что его уже дожидается с донесением Акэти Мицухидэ.

— Сегодня заметили, как из дворца вышел монах, судя по всему, посланец от настоятеля Кэннё из Хонгандзи. Эти встречи между монахами и сёгуном наводят на серьезные подозрения, не правда ли?

Нобунага назначил Мицухидэ начальником гарнизона Киото. В этом качестве тот получил возможность следить за всеми посетителями императорского дворца. Вот и сейчас, не ограничившись устным сообщением, Мицухидэ протянул князю подробный письменный отчет.

Быстро проглядев его, Нобунага пробормотал: «Вот и отлично!» Ему было противно, что сёгун оказался таким подлецом, но, с другой стороны, его коварное поведение было для самого Нобунаги настоящим подарком. Той же ночью он созвал руководителей восстановительных работ во дворце, выслушал их отчеты об успехах, и на душе у него несколько полегчало.

На следующее утро он встал пораньше и лично осмотрел уже почти завершенное строительство. Затем, засвидетельствовав свое почтение императору в старом дворце, возвратился в свои покои, позавтракал и объявил о том, что покидает столицу.

В столицу Нобунага приехал одетый в кимоно, однако в обратный путь облачился в доспехи, потому что отправился вовсе не в Гифу. Нобунага еще раз прибыл на реку Анэ, к месту недавнего сражения, повидался с Хидэёси в крепости Ёкояма, проехал по разбросанным по всей провинции полкам, отдал распоряжения, а затем осадил крепость Саваяма.

Очистив край от неприятеля, Нобунага вернулся в Гифу, но ни у него, ни у ближайших приверженцев еще не было возможности праздно предаться отдыху в летний зной.

В Гифу Нобунагу ждали два срочных письма — одно от Хосокавы Фудзитаки, который находился сейчас в крепости Наканосима в Сэтцу, а другое — от Акэти Мицухидэ из Киото. В письмах сообщалось, что клан Миёси силами примерно в тысячу человек возводит укрепления в Ноде, Фукусиме и Наканосиме. На помощь к Миёси пришли монахи-воины из Хонгандзи и их последователи. И Мицухидэ, и Фудзитака подчеркивали, что медлить больше нельзя, и требовали у Нобунаги срочных распоряжений.

Главный храм в Хонгандзи воздвигли во времена междуусобных войн и всеобщей смуты. Поэтому он был надежно защищен от всех превратностей мира: каменные стены, глубокий ров, укрепленный мост. Служить здесь — означало быть воином, и монахов-воинов в этом храме находилось не меньше, чем в Наре или на горе Хиэй. Наверно, во всей крепости не было монаха, который не питал бы в душе ненависти к наглому выскочке Нобунаге. Обитатели этой древней цитадели буддизма нарекли его врагом Будды, осквернителем традиции, разрушителем культуры и безумным бесом — одним словом, сущим зверем в человеческом образе. Нобунага зашел слишком далеко, когда, вместо того чтобы завязать с монахами переговоры, он не только вступил с ними в схватку, но и ухитрился отнять часть принадлежащей им земли. Твердыня буддизма была проникнута спесью и высокомерием, а привилегии, дарованные ей и ее обитателям, освящены веками. Сообщения с запада свидетельствовали о том, что Хонгандзи готовится к решительной схватке. В обители имелось две тысячи мушкетов, число монахов-воинов за последнее время выросло в несколько раз, а за стенами храма копали новые рвы.

Нобунага предвидел, что монахи заключат союз с кланом Миёси и совместными усилиями им удастся склонить слабохарактерного сёгуна на свою сторону. Он также ожидал распространения о себе злокозненных слухов с тем, чтобы возбудить всенародное восстание против его власти.