Витязь на распутье - Валерий Елманов

Как ни удивительно, но изменилось и ее лицо. Практически разгладились морщинки, появился румянец – и впрямь ягодка опять. Да и сама королева… Насколько я успел подметить, к Шеину она по-прежнему относилась равнодушно, а вот бросаемые ею взгляды на князя Мак-Альпина номер два позволяли предположить, что, кажется, она положила на него глаз.

Впрочем, как мне шустро доложили, еще в Нейшлоссе она в первый же вечер, выслушав за праздничным пиром историю его жизни, во всеуслышание объявила, что берет над ним опеку, как… старшая сестра, после чего прилюдно, очевидно, в знак вступления в права родственницы, облобызала засмущавшегося Александра. Правда, в щеки, но лиха беда начало, особенно учитывая восторженные взгляды, которые бросал на свою новоявленную сестрицу мой братец.

Ох, Шурик!

Но говорить ему я ничего не стал – не маленький. В конце концов, мужику уже четвертый десяток. Кое-кто в его годы успел завоевать полмира, а иные повисеть на кресте. Да и я ему не дядька-наставник, а двоюродный брат, причем куда моложе. Одним словом, сам пусть разбирается.

Торжественный въезд в Ругодив ознаменовался тем, что по моему настоянию бургомистр Хенке преподнес королеве не только хлеб-соль, но и ключи от города. К тому же и приветственную речь он произнес столь чудесно – хотя и с акцентом, но по-русски, – что я сразу же решил прихватить его с собой в дальнейшее путешествие. Его и еще командира наемников Вальтера фон Шлихта, оказавшегося столь послушным.

Пировали мы недолго – всего один день. Уже на следующий, не откладывая дела в долгий ящик, я собрал совещание. На сей раз на нем присутствовали не только все руководство гвардейского полка вплоть до сотников, но и стрелецкие головы вместе с окольничим Шеиным, которым были вручены короткие списки – какое количество человек оставлять в каждом из взятых городов.

Но для начала я распорядился произвести обмен, придав Ратману Дурову лучшие конные сотни, которые имелись в остальных двух полках. В обмен они получили столько же и даже больше пеших стрельцов. В итоге полк Дурова убавился на пару сотен, зато теперь он стал исключительно конным – что-то вроде бригады быстрого реагирования.

Теперь его задачей было прикрытие левого фланга ратников Годунова и патрулирование на южных рубежах с целью обеспечения прежней скрытности наших действий. В перспективе, когда мы возьмем все, что запланировали, я наметил разделить его полк, перекинув половину в Колывань, а прочих в Юрьев, который пока еще именуется Дерпт. Задачи прежние – патрулирование мелкими разъездами вдоль новых границ и контроль. Одним – за действиями поляков, вторым – за возможной высадкой шведов с моря. Раньше лета ни те ни другие не опомнятся, но рисковать не хотелось.

В городах, по моим прикидкам, должны были оставаться небольшие гарнизоны – всего по сотне стрельцов, за исключением наиболее уязвимых приграничных и приморских – там по полторы, а кое-где и две. В Колывани я рассчитывал разместить сразу полутысячу – все-таки столица. Получалось вроде бы как у шведов, но с той лишь разницей, что подмога им, если что, придет достаточно быстро – Ивангород и Ям под боком, Псков и Великий Новгород тоже недалече.

На сей раз Шеин во время проведения мною совещания смотрел на меня совершенно иначе, а после его окончания даже поднял заздравный кубок в мою честь.

Странно, но во взгляде царевича, устремленном на меня, промелькнула легкая зависть. Хотя, возможно, мне это просто показалось. Да и с какой стати ему мне завидовать, ведь номинально главнокомандующим под Нейшлоссом считался именно он, да и руководителем всей операции тоже. К тому же сейчас я вообще отпускаю его в свободное плавание – будет точно так же брать города, гордо въезжать в них, а у Колывани мы с ним соединимся в единый кулак, так что честь ее взятия тоже никто у него не отнимет. Опять же до Шеина первый из тостов произнес я и пил за здравие царевича, престолоблюстителя и наследника всея Русии Федора Борисовича Годунова, коему виват, виват, виват!

«Точно померещилось», – решил я, еще раз повнимательнее присмотревшись к царевичу и не обнаружив ничего подозрительного.

А на следующий день царевич отправился обратно в Нейшлосс, откуда и предполагалось его дальнейшее продвижение вглубь с половиной полка. К глубокой печали королевы, вместе с ними уехал и князь Александр Мак-Альпин. Мария Владимировна попыталась было оказаться наедине со мной, но я, выразив сожаление, заявил, что дел невпроворот, причем теперь уже не только у меня, но и у нее самой. И напомнил ей про составление писем, адресованных королям Швеции и Речи Посполитой, которые надо отправить в самое ближайшее время, благо что не далее как вчера в Ругодиве наконец-то появился привезенный из-под Яма дьяк Дорофей Бохин, совместно с которым ей и надлежит заняться подготовкой этих посланий.

– Боюсь, не возможет он начертать, яко должно, – томно произнесла Мария Владимировна. – Хошь на денек бы припозднился – чай, не убегут от тебя енти свеи, – а то сдается, без тебя, князь, нам и тут не управиться.

Вообще-то спорный вопрос. Смотря с чем. Если с бумагами, то запросто, а вот касаемо прочего… Тут дьяк и впрямь плохая замена – больше пятидесяти и сам неказистый, да еще и вечно простуженно шмыгает носом, то и дело оглушительно сморкаясь в здоровенный платок.

Однако и потакать нельзя.

Я напомнил, что для обеспечения таких вот почти бескровных взятий необходима очень тщательная кропотливая работа, так что придется заседать с гвардейцами до полуночи, а то и позже. К тому же мне очень хочется, чтобы государыня не позднее чем через две недели во всем блеске своего королевского величия въехала в Колывань, причем не разоренную моим штурмом, а целенькую и нетронутую.

Упоминание о Колывани ей понравилось, но своего неуемного желания совместить одно удовольствие с другим Мария Владимировна не оставила и грудным голосом недвусмысленно намекнула, что ей в ентом граде боязно, а особливой надежи на ночные караулы из стрельцов она не питает. Вдруг да кто-то проберется в терем к бедной вдовице, посягнув на королеву. При этом ее пышная грудь столь встревоженно заколыхалась, что стало ясно – этот вопрос действительно заботит ее не на шутку. В смысле, проберется или нет.

Пришлось разочаровать, незамедлительно уверив, что бояться ей нечего, поскольку стража у входных дверей вполне надежна. Что же касается потайных входов и выходов, через которые коварные злоумышленники могут пробраться незамеченными, то я сам, невзирая на занятость, потратил два часа на их поиски, но таковых не обнаружил.

– Выходит, ко мне в опочивальню никто не ворвется, – уныло подытожила королева, явно не обрадовавшись столь приятному известию.

Оставалось старательно подыграть. Изобразив на лице глубочайшее сожаление и сокрушенно разведя руками, я грустно произнес:

– Увы, государыня. – Но тут же оставил ей надежду на перспективу: – Однако полагаю, что в Колывани… Впрочем, загадывать, согласно русскому обычаю, негоже, потому умолчу.

На том и расстались.

Меня ждали гвардейцы, а также новые впечатления от взятия епископского замка Кальве, за которым последовал орденский замок Тоолсе и монастырь Калга, в который сутками ранее наведались благочестивые паломники, желающие поклониться святым мощам, хранившимся в монастыре. Об остальных пустячках умалчиваю, поскольку усадьбы в счет не беру. И везде рядом со мною в нарядных одеждах Годунова восседал на белом коне Емеля.