Евангелие страданий - Серен Кьеркегор

что это не путь тесен, но сама теснота является путем

Итак, путем совершенства идут, терпя тесноту; и предметом беседы является радость, которая присутствует для страдающего в этой мысли. Так что эта беседа – не увещание о том, как следует идти тесным путем, но благовестие радости страдающему – радости, что теснота есть как, которое указывает путь совершенства. В духовном смысле путь есть то, как им идут. Что отличает тогда путь совершенства, то есть как идут путем совершенства? Идут, терпя тесноту. Это первое как, второе же: как следует идти этим тесным путем. Ясно, что это второе никогда – ни в начале, ни в конце – нельзя забывать, но ведь здесь оно отнюдь не забыто, напротив, мы о нем помним, да и страдающий будет подвигаем помнить о нем, если он верно нашел для себя радость в том, что путь совершенства лежит в тесноте, – он, кто, страдая, терпит как раз тесноту.

Если путем является сама теснота, тогда вот в чем радость: в том, что тем самым страдающему сразу ясно, и он сразу определенно знает, в чем здесь состоит задача, так что ему нет нужды употреблять какое-то время, нет нужды тратить силы на раздумья о том, не должна ли задача состоять в чем-то другом.

В чем секрет того, что ребенок, – даже если сравнить его со взрослым, который полон сил, – может то, что едва ли сможет осилить полный сил взрослый? В чем преимущество ребенка, что помогает ему? Ребенку, очевидно, помогает то, что ему нет нужды трудиться, чтобы узнать, в чем его задача, что́ он должен делать, – ведь ребенок должен просто слушаться. Размышлять над задачей и обдумывать ее – это дело родителей или старших: для ребенка задача появляется сразу же, как только ему поручают что-то сделать. Ребенку нет дела до того, насколько это правильно или неправильно, он не просто не должен, но он и не смеет ни мгновения тратить на раздумья об этом; напротив, он должен сразу слушаться. По сравнению с полным сил взрослым ребенок тем самым слаб, но с его слабостью сопряжено одно весьма существенное преимущество: ребенок в любых условиях оказывается способен задействовать все свои силы на выполнение задачи, да так ладно, что он ни мгновения и ни капли сил не теряет на сомнение по поводу задачи. Задача несомненна, ведь она ставится силой авторитета, – вот в чем состоит преимущество. И когда задача поставлена, ребенку придают еще ходу, добавляя: делай это сейчас же! – и вот ребенок делает нечто удивительное, да, ребенок при этом поистине способен сделать то, что весьма редко оказывается способен сделать даже полный сил взрослый. Кто не наблюдал с удивлением это чудо – что в силах сделать ребенок! Когда отец или мать, или даже няня, говорят, – но с авторитетом: сейчас же спать! – ребенок засыпает. В мире идет мирская молва о многих удивительных человеческих подвигах, но лишь об одном человеке[353], которого называют единственным, рассказывают, что он мог по желанию заснуть в любой момент. Ведь возьмите любого взрослого, даже полного сил; вот он в том же положении, в каком, – как считают родители, – находится ребенок: ему нужно поспать. Он говорит сам себе: тебе было бы так хорошо, так полезно поспать, – но разве может он сразу заснуть, как засыпает ребенок? Ах, стоит только ему положить голову на подушку, как начинает происходить как раз обратное: именно теперь просыпаются беспокойные мысли. И вот он, возможно, совсем в них запутывается и вскоре уже сомневается в том, что спать сейчас – это правильно, начинает думать, не запускает ли он тем самым работу, и терзаться прочими всевозможными опасениями; а затем он снова желает уснуть, но не может. Наконец он теряет терпение, он говорит: к чему лежать, если не можешь уснуть; он снова встает, но не для того, чтобы работать: теперь он не может ни работать, ни спать. Ведь если, отдохнув во сне, встаешь с новыми силами, так что подчас едва не поддаешься соблазну полежать еще, откладывая подъем: то подняться после бесплодной попытки поспать трудно, конечно, по другой причине: после бесплодной попытки поспать встаешь, конечно, еще более усталым.

Трудность для взрослого, – с которой, разумеется, сопряжено преимущество авторитета и зрелости, – состоит в том, что взрослому предлежит двойной труд: он должен трудиться, чтобы найти задачу и уверенно определиться с ее постановкой, а затем – трудиться, чтобы эту задачу решить. И, пожалуй, труднее всего как раз по-настоящему уверенно определиться с постановкой задачи, то есть с определенностью установить, в чем состоит задача. Возможно, люди не были бы так не готовы тратить время и силы, и у них достало бы сноровки, – если бы только могло стать с несомненностью ясно, в чем состоит задача. Но дело в том, что это невозможно сообщить им в готовом виде извне; здесь требуется участие самого заинтересованного лица. Взрослый ведь совершеннолетен, он должен быть сам себе господином. Но он – господин и властитель, который должен ставить себе задачу – так, как родители и взрослые ставят задачу ребенку. Поэтому взрослый одновременно господин и слуга; тот, кто должен повелевать, и тот, кто должен слушаться, это один и тот же человек. То, что повелевающий и слушающийся это один и тот же человек, конечно, затрудняет отношение между ними; при этом легко может случиться, что слуга вмешается в обсуждение задачи и, напротив, что господин уделит слишком много внимания жалобам слуги на то, что задача трудновыполнима. Ах, и так возникает путаница, так человек вместо того, чтобы быть самому себе господином, становится непостоянным, нерешительным, колеблющимся, мечется от одного к другому, разрушает и снова строит, все начиная сначала; его бросает из стороны в сторону при всяком дуновении, и все же он не сдвигается с места, – и отношение между господином и слугой, в конце концов, извращается в нем уже настолько, что все его силы уходят на то, чтобы изобретать все новые и новые формулировки задачи; подобно растению, дающему побеги, он дает побеги суетливых рассмотрений или бесплодных желаний. Он употребляет в известном смысле много времени, много усердия, много сил: и все впустую, потому что задача не поставлена за отсутствием господина, – ведь это он сам должен был быть себе господином. – Когда пара лошадей должна стронуть с места тяжелый груз, чем может помочь им кучер? Да, сам он не может впрячься в повозку; посредственный кучер может