Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

Род не зря дал человеку капельку своей крови, именно она отличает его от животных, дивиев, что речью обладают, а на деле живут как животные: ничего не строят, ни за что не борются. В Нави у людей нет цели, пусть даже такой мелкой, как прокормить себя, божественное начало задавлено пластами времени бессмысленного существования. Лют вспомнил лица встречных людей – у всех, даже степняков, лица пустые, огонь в глазах потух. Поначалу огорчился, увидев, что хоть и мертвые, а живут. Что толку тогда наверху жить праведно, ежели достаточно не совершать злодеяний, попадешь в Навь, будешь жить беззаботно, как эти. Но живут без цели, это для человека и есть ад.

Подумалось, что наверху многие вздохнут с облегчением, услышав про такую жизню: они и так не особо стремятся быть человеками, а узнав, что ничего за леность и дурость не грозит, – вовсе превратятся в животных. Нет уж, решил Лют твердо, если кто и спросит, что тут видел, наплету про пытки на каждом шагу, огненные реки, про боль, к которой привыкнуть нельзя, и прочие ужасы. Пусть хотя бы из страха перед загробной жизнью стараются быть чистенькими. А то беда…

Руку дернуло. Лют непонимающе глянул на нервного смерть-коня. Скелет уперся четырьмя копытами, рвался на свободу. Витязь отпустил поводья.

– Скачи отсюда, – буркнул милостиво.

Смерть-конь повел черепом – страшновато смотреть в пустые глазницы. Лют поневоле ждал, что костяк ржанет нечистым голосом, но скелет ходко скрылся, подняв тучу красноватой пыли. Аспид-змей заворочался, белое кольцо ослабило хват на шее, мелькнул черный язык, раздалось сердитое шипение.

Лют непонимающе поглядел на белую ленту, обвившую руку. Хвост настойчиво ткнулся в ладонь, отвердел. Половина гибкого тела превратилась в металл, змеиная пасть оскалилась, хищно заблестели изогнутые зубы, холодные бусины глаз загорелись гневом.

Лют обернулся: перед глазами красноватый стол степи, унылой, как прогоревший купец. Земля у сапог взорвалась комьями, из дыры выметнулось гибкое бревно с оскаленной пастью, бедро заполыхало острой болью. Мягко плюхнулся, спата рубанула чешуйчатое тело. Черные чешуйки хрустнули, встопорщились, меч впился в гибкое тело с влажным звуком, будто рубил огромный сочный стебель.

Змеиное тело дернулось, земля взбугрилась высоким валом, полетели комья, в воздухе задергался хвост. Крича от боли, Лют ударил вновь в дымящуюся черную рану. Обезглавленное тело задергалось в судорогах, мечась по земле, брызгая кровью. Сплетающийся и расплетающийся клубок подскочил к краю и ухнул в пропасть.

Лют схватился за бедро. Боль жгла каленым железом. Отрубленная голова жадно впилась в плоть, вылезла из раны неохотно, с ядовитых ножей зубов стекали крупные алые капли.

Земля вокруг забугрилась толстыми валами, будто ползли откормленные до свинских размеров кроты. Витязь поспешно встал – укол боли в бедре отозвался ослепительной вспышкой. Заорал в ярости, зрение очистилось, острие спаты ударило в бугор. Чвакнуло, из-под земли забился черный бурунчик, тело змеи расшвыряло землю, оскаленная пасть злобно зашипела.

Зев с торчащими кинжалами перечеркнула бледная полоса, голова лопнула, как бурдюк с вином, черное бревно задергалось в агонии. Справа из-под земли вынырнула змеиная голова. Лют заорал, метнулся молнией, гадину разбросало трепыхающимися кусками. Витязь кинулся к следующей, боль в бедре стегнула ужасающе сильно, сознание на миг померкло. Сильный удар в ключицу едва не опрокинул. Лют ухватил толстую голову, потащил из тела ядовитые зубы.

В голове потемнело, члены сковала смертельная слабость, в спину ударил кулак прогретого над краем воздуха, вслепую отмахнулся мечом. В лицо брызнуло едкой струей, зашипела плавящаяся кожа. От дикой боли невольно закричал, глаз лопнул с мерзким хлопком, щеку ожег поток слизи.

Отчаяние утраты стегнуло огненным кнутом, в бешенстве обрушил град ударов, гибкое бревно заплюхало, брызнули обломки чешуи – с неимоверным трудом Лют оторвал змеиную голову от ключицы.

Половину лица сжирала неимоверная боль, ломоть щеки свесился через подбородок, кровь залила кольчугу. Тупая боль растеклась, мышцы свело судорогой, кости хрустели, сердце билось медленней, от змеиного яда кровь густела.

Аспид-змей наполовину обернулся змеей, встревоженно всмотрелся в изуродованное лицо. Лют оступился.

Тело беспомощно завертело, как сухой лист, в ушах противно засвистел ветер, от ног к поясу поднялся смертельный холод. Аспид-змей вновь стал клинком, острие впилось в твердую стену пропасти. Хрустнуло, брызнула горячая крошка.

Страшный рывок едва не вырвал руку из плеча, пальцы на рукояти расцепились. Запястье обвил змеиный хвост, клинок косо вышел из черной стены, желудок вновь устремился к горлу.

Ощущение поражения дохнуло смертельным холодом, в стынущей груди защемило. Лют взъярился, загустевшая кровь потекла прытче. С силой воткнул меч в стену – тяжесть тела едва не увлекла вниз, но удержался.

Лезвие резало стену, как лист пергамента, в изуродованное лицо стучали мелкие градинки. Витязь заскользил вниз, как водомерка по водной глади, дно быстро приближалось.

Каменная крошка посекла уцелевший глаз, от отчаяния руки едва не разжались с черена. Злобно рыча, Лют продолжил спуск: руки потряхивает, носы сапог бьются о твердые выступы, пальцы противно хрустят, внутри хлюпает.

Дно с силой ударило в пятки, челюсти схлопнулись, прикусив язык до крови. Лют слепо шагнул, сознание затопила невыносимая боль. Пришло ощущение падения, жестокий удар в лицо удесятерил терзавшую боль, и сознание погасло, как задутая лучина.

Аспид-змей сполз на горячую землю, зашипел, глядя на мертвеца. Черный раздвоенный язык выстреливал, как кулак задиристого бойца в потешной сходке, голова приблизилась к окровавленной шее, в открытой пасти сверкнули кривые зубы и вонзились в стынущую плоть.

Закатное солнце позолотило траву, верхушки шатров. Степняки неспешно ходили по полю, вяло ругались. Горели костры, воины играли в кости, зеваки сгрудились стеной, азартно покрикивали, бились об заклад.

К шатру из белой ткани, чистой, как горная вершина, робко просеменила светловолосая девушка с кожаным бурдюком – тяжесть пригибала к земле. Грозный окрик заморозил кровь, ножки застыли, обернулась, подходящий степняк с удовольствием отметил страх в невинно-голубых глазах.

– Ты чего? – спросил степняк грубо.

Девица ответила дрожащими губами:

– Воды несу для государыни.

Воин покивал, обошел замершую девку кругом, в темных глазах появился жадный огонек. Девушка вскрикнула, когда сильные руки жестко нагнули, юбка задралась на спину, ноги обдало холодом. Степняк споро овладел, хрипло рыча и постанывая, узловатые пальцы мяли белоснежные ягодицы, пятная красными полосами. Довольно рыкнув, небрежно отшвырнул девушку, натянул портки, ладонь утерла трудовой пот.

Девица униженно стояла на четвереньках. Послышались грубые смешки, гортанная речь. Пугливо одернула юбку, встала, с трудом сдерживая слезы унижения, схватила бурдюк и под язвительными насмешками скрылась в шатре.