Наследница Вещего Олега - Елизавета Дворецкая

Кампаны неистово звенели, наполняя город тревожной дрожью. Над башней взвился столб черного дыма, отдавая приказ разом всем стратиотам бежать на свои места. На пристани поднялся шум: еще не поняв, в чем опасность и откуда идет, жители и беженцы стремились укрыться в крепости. Торговцы поспешно складывали товар, запрягали повозки.

Фрасас хорошо знал: если бьют тревогу, надо поднимать цепь. Однако первым его чувством было недоумение: откуда у хазар корабли? А тут еще эти русы – расселись на молу, как у себя дома! Встали, оставив недопитое вино, вертят головами, пытаются понять, что происходит.

– Проваливайте уже! – крикнул им Фрасас, прежде чем бежать к машине. – Без вас мне мало заботы!

Толстый русский архонт вдруг сам оказался перед ним. Взмахнул рукой. Фрасас не успел увидеть, как в воздухе мелькнула гирька на ремне – смертоносное оружие, которое так легко спрятать хоть в поясную сумку, хоть в хазарский сапог. Увесистый железный кулак с размаху ударил его в лоб. В глазах разом закрылся свет, десятник рухнул на мол. Даже не успел услышать, как топочут мимо него ноги русов, бегущих к подъемной машине…

* * *

С мола нельзя было видеть того, что увидели дозорные с башни – три с лишним десятка серых парусов. Туго надутые ветром, они быстро несли в гавань Сугдеи русские лодьи. В каждой сидели десятки вооруженных людей, под яростным солнцем остро сверкали начищенные островерхие шлемы и пластинки доспехов – добыча из Самкрая и с перевала. Всякий увидевший их издалека, откуда не разглядеть лиц, тоже мог бы подумать, что хазары обзавелись судами.

Стратиг Кирилл уже получил донесение: все войско русов идет к гавани с явно недружественной целью. Но встретить их ему оказалось нечем: все метательные машины, обычно защищавшие город с моря, были вывезены на перевал. Оставалось надеяться на цепь и на то, что русы не рискнут осаждать крепость, не имея для того никаких орудий.

Тем не менее с башни было видно, что русские лодьи почти беспрепятственно заходят в гавань. Поднят оказался лишь один конец цепи – закрепленный на берегу. Тот, что на молу, так и оставался опущенным, и скутары с их небольшой осадкой легко прошли над цепью. Дозорные со стены видели, как возникла драка между невесть откуда взявшимся малым русским отрядом и стражей у машины, но русов оказалось больше, и вскоре половина стражи была сброшена в море, прочие остались лежать на молу. Кентарх Левтерий послал было туда два десятка из своих людей – отбить машину и поднять цепь, – но те даже не сумели пробраться к молу: им навстречу неслась плотная толпа горожан и беженцев, полностью запрудившая узкие улочки. А потом стало поздно…

Входя в гавань, Хельги видел с передней лодьи, как Селимир помахал ему от машины: вокруг уже были его отроки, остальные полтора десятка стояли у начала мола, вооруженные топорами, которые до того прятали в лодьях под мешками. Возле машины на молу валялись три-четыре тела – греческая стража, и этот конец цепи по-прежнему был опущен. Селимир не подвел.

Причал уже опустел, но на поднимающихся к крепости улочках-лестницах бурлила бегущая толпа. Теснили друг друга в узких проходах люди, лошади, повозки. Ехать повозки не могли и лишь загораживали собой проход, словно камни в водовороте. Перед ними возникла глухая давка, где люди кричали от боли и от страха быть покалеченными и затоптанными. Дико ржали и бились запряженные лошади, но хозяева ничем не могли им помочь. Мычал, ревел и блеял скот, вопили бегущие. Но уже вступил в действие порядок обороны: ворота закрылись, оставив снаружи всех, кто не успел за ними спрятаться. По стене бежали стратиоты в боевом облачении, спеша занять свои места и отбивать приступ.

Скутары один за другим пересекали гавань, люди из них сверкающей на солнце железной волной устремлялись на причал. Каждая дружина выстраивалась и вслед за своим воеводой спешила к заранее назначенному месту. Встретить их в гавани оказалось некому: большая часть фемного войска стояла на перевалах, в крепости осталась только ее собственная стража и дружина стратигов. На ближний перевал послали гонца, да там и сами увидели дым над крепостью. Но на сборы и подход войска требовалось время…

А русы были уже здесь. Словно ураган, они промчались по Нижнему городу, не пропуская ни одной лавки, склада, дома или мастерской. Врываясь в каменные и глинобитные строения, били всех, кто пытался встать у них на пути. Тащили все, что представляло ценность: товар для продажи, содержимое причальных складов, запасы кузнечных изделий, ткани, съестные припасы. Не избежала общей участи и церковь Нижнего города – Двенадцати Апостолов, единственное здесь место, где можно было достать нечто по-настоящему ценное. Уже разграбленные лавки и дома испускали душный дым: уходя, русы расшвыривали по дому горящие головни из кузнечных горнов или хлебных печей. Вскоре запылали первые крыши. Над пристанями и улицами разносился звон железа, треск ломаемого дерева, крики женщин.

На причале перед скутарами росли горы награбленного: кучи всякой одежды, ткани из складов купцов Шелкового пути, железные изделия, ковры из домов, светильники, посуда из меди и бронзы, даже кое-какой мелкий скот и птица прямо в тех клетках из прутьев, в каких ее привезли на рынок. Из корзин сочилась жижа раздавленных яиц. Вино из разбитых амфор орошало все это пятнами цвета крови. Взятые прямо с тел, живых и мертвых, серьги, кольца и обручья, сорванные с поясов кошели русы рассовывали по пазухам и поясным сумкам.

Очистив Нижний город, вновь собрались на причале и стали грузить добычу. Заталкивали в лодьи вопящих женщин и девушек – кто помоложе из попавших под руку. Ближняя дружина старших вождей тащила добро из церкви – шелковые покровы, одежды, сосуды, светильники, еще скользкие от пролитого масла, связки тонких желтых свечей, иконы в серебряных и золоченых окладах.

Убедившись, что все вернулись и потерь в дружине почти нет, Хельги снял шлем, отдал оруженосцу и повернулся лицом к городу.

В нижней его части пылали крыши, на причал несло дымом. Сквозь него видно было, как стена крепости топорщится копьями стратиотов и блестят на солнце их шлемы.

– Что, Сугдея, держим мы свое слово? – С вызывающим видом Хельги положил руки на бедра. – Мы ведь всю зиму говорили: летом идем на греков. Вот мы и пошли на греков. Теперь-то они запомнят: нельзя нам что-то дать, а потом безнаказанно забрать назад!

Русы вскинули к дымному небу свое оружие и разразились дружным победным ревом. «Один! Перун!» – все кличи смешались в неразличимый гул, и никто сейчас не разобрал бы, кто из этих людей в хазарских шлемах рус, а кто славянин. Сплоченные общим делом, все они стали одно.

Еще несколько мгновений полюбовавшись огнем и дымом над Нижним городом, Хельги обернулся. Добыча уже была погружена, сквозь шум ветра пробивался плач пленниц. Как было решено заранее, русы заняли и те греческие лодьи, что стояли у причалов, чтобы иметь возможность увезти все захваченное здесь, заложников из Самкрая и сбереженную половину тамошней добычи. Если греческие лодьи оказывались заняты громоздким, но не слишком дорогим грузом, все метали в воду.

По знаку Хельги отроки взялись за весла. Одна за другой нагруженные лодьи стали отходитьот причалов и потянулись вдоль мола. Один причалил к дальнему концу, чтобы забрать Селимира с его людьми: они все это время оставались возле машины, чтобы какие-нибудь бойкие греки не захватили ее и не преградили русам выход из гавани.