Русская басня - Николай Леонидович Степанов

«Ах,— отвечал сквозь слез

Малютка голосом, исполненным страданья,—

   Я третий день... без пропитанья!..

                И здесь я рву...

                И ем... траву!»

«Траву? — вскричал добряк, разжалобившись пуще —

Так обойди же дом и поищи во рву:

Там ты найдешь траву куда погуще!»

СЛЕПОЙ И ФОНАРЬ

Столкнувшись с кем-то в темноте,

      «Ой! — взвыл слепой от боли.—

Ну, люди! Прямо скот, ей-богу, на скоте!

Фонарь-то я ношу для развлеченья, что ли?»

      «Фонарь? — слепому был ответ.—

      Но где ж фонарь? Его и нет».

      «Ан есть!» — «Но кто ж его приметит:

Ведь ты не видишь сам, что твой фонарь — не светит!»

Я басню разъяснять не стану. Дело в том,

Что в восемь строк она вместилась вся удобно,—

А ежли смысл ее растолковать подробно,

      Напишешь целый том!

КУПИДОША

«Друг, Купидошечка! — любезничал с утра

      С ищейкой унтер Пришибеев.—

      И как же ловко ты вчера

Разнюхал сходочку вот этих вот... злодеев!

             Спасибо! Поддержал!

За расторопность — на... съешь шоколадцу плитку!»

Пес беспокоился, чего-то все визжал

      И носом тыкался в калитку.

«Так... понимаем, брат: к собачкам погулять?

      Ну, неча хвостиком вилять!

Айда! Да не сгрызись, гляди, со сворой злою!»

Помчался Купидон на улицу стрелою,

А через часика примерно через два

             Едва-едва

          Назад волочит ноги.

«Ой, батюшки. Хорошие итоги!»

      У Пришибеева остыло все в груди:

             «Иди сюда, иди.

      Скажи, как дело было?

      Вишь: хвост повис уныло,

      И слезы льют из глаз...

             Ужли отказ?!

      Пренебрегли такой особой!

К ищейке, стало быть, прониклись лютой злобой?

Вот так-то и со мной бывает всякий раз,

И никакой тебе приятности житейской!

      Облают — слова не скажи.

      Вот после этого служи

      На службе полицейской!»

ЗАКОННИКИ

Микола Тюрин поутру

    Чинил дыру

    В прогнившей крыше

И только что, взобравшись выше,

Сесть на конек хотел верхом,

Как поскользнулся ненароком

И, вниз свалившись кувырком,

    О частокол огрелся боком.

На крик народу собралось.

Жена исходит в диком вое:

    «Ды на ко-го ж...»

                                 «Не вой ты... брось!»

«Эх, братцы, горе-то какое!»

«Гляди: прошло колом наскрозь!»

Придя в себя, бедняк Микола

Взмолился горько: «Братцы... ой!..

Сымите... братцы... с частокола!..»

«Чичас приедя становой,—

Уж потерпи, голубчик, малость!»

«Уж потерпи!»

                          «Ой... братцы... ой!..»

«Чичас приедя... Эка жалость!..»

«Ды на ко-го ж ты нас...»

                                     «Постой!

Тьфу, Груша, ты-то хоть не вой!»

«Ды на ко-го ж...»

                            «Ой... братцы... ой!..»

«Чичас приедя!.. Слышь, Микола?

Никак нельзя без протокола!»

«Уж потерпи!»

                       Мужик терпел...

Терпел... Под вечер захрипел,

Уставил мутный взор на Грушу,

Икнул... и отдал богу душу!

В ЦЕРКВИ

              Сысой Сысоич, туз-лабазник,

Бояся упустить из рук барыш большой,

Перед иконою престольной в светлый праздник

              Скорбел душой:

«Услышь мя, господи! — с сияющей иконы

Сысоич не сводил умильно-влажных глаз.—

Пусть наживает там, кто хочет, миллионы,

А для меня барыш в сто тысяч... в самый раз...

Всю жизнь свою потом я стал бы... по закону...»

Сысоич глянул вбок,— ан, возле богача

Бедняк портной, Аким Перфильев, на икону

Тож зенки выпялил, молитвенно шепча:

«Пошли мне, господи, в заказчиках удачу...

        Последние достатки трачу...

Чтоб обернуться мне с детишками, с женой,

        С меня довольно четвертной...»

Купчина к бедняку прижался тут вплотную,

        От злости став белей стены:

«Слышь? Лучше замолчи!.. На, сволочь, четвертную

        И не сбивай мне зря цены!»

ТОФУТА МУДРЫЙ

   В далеком-предалеком царстве,

      В ненашем государстве,

      За тридевять земель

                 Отсель,

Средь подданных царя мудрейшего Тофуты

   Случилось что-то вроде смуты.

   «Разбой! — кричали все.— Грабеж!»

   Шли всюду суды-пересуды:

   Порядки, дескать, в царстве худы,

   Насилья много от вельмож!

                 Одначе

Хоть бунтовали все, но в общей суете

                 Верх брали те,

   Кто посильней да побогаче:

         «Чем лезть нам, братцы, напролом,

Нарядимте послов — Тофуте бить челом;

Проведавши от них о нашей злой обиде,

   Царь нас рассудит в лучшем виде».

Но то ли сам дошел, то ль, расхрабрясь от слов

Вельможи главного, злодея Протоплута,

          Не допустил к себе послов

       Мудрейший царь Тофута:

«Нелепо,— молвил он,— мне слушать их, занé

Все, что известно им, известно также мне,

   А ежли что мне неизвестно,

О том им толковать подавно неуместно!»

Но черный люд не сдал: боролся до конца,

Пока не выкурил Тофуту из дворца.

И что же? Не прошло, поверите ль, минуты,

Как власть отбитую народом у Тофуты,

Присвоили себе все те же богачи,

Да так скрутили всех, хоть караул кричи,

У бедных стали так выматывать все жилы,

   Как «не запомнят старожилы».

      Пошел в народе разговор:

         «Попали мы впросак!»

         «Того ль душа хотела?»

   «Эх, не доделали мы дела!»

«От богачей-то нам, гляди, какой разор!»

                 Потолковали,

                 Погоревали

   И богачей смели, как сор.

   Жизнь