Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский

Казимиру как самых верных слуг. Пжедбор и Пакослав, происходя из бедной многочисленной семьи, вынуждены были искать счастья при дворе и добились его, исполняя все, что им приказывали.

Кохан имел в их лице послов, помощников, посредников и, где не мог сам действовать, прибегал к помощи одного из них.

Пжедбор и Пакослав, оба были как бы сотворены для придворной жизни. Молчаливые, кроткие, послушные, расторопные, неутомимые, охотно исполнявшие все, что им приказывали, в случае надобности отважно прибегавшие к шпаге, они по своей собственной инициативе ничего не предпринимали, боясь ответственности, но полученные ими поручения старательно и ловко исполняли. Кохан без них не делал ни шагу, и, несмотря на то, что он при дворе не занимал высокого положения, с ним считались все, даже высшие должностные лица.

Часто, когда нужно было приготовить короля к чему-нибудь, склонить, убедить в чем-нибудь, архиепископ Богория и другие втихомолку обращались за его посредничеством.

Его нельзя было подкупить ни подарками, ни лестью. Самовольный, гордый, он чувствовал свою силу. Иногда, если его просили о чем-нибудь, что ему не по душе было, он, не стесняясь, отвечал, что этого не исполнит, и напрасны были все просьбы и старания уговорить его.

Мы уже знаем о том, какие были отношения между королем и Коханом. Они вместе выросли; Казимир знал, что можно ему доверить и о чем надо умолчать; он был уверен в том, что в случае надобности никто лучше Кохана не исполнит его поручения. При чужих Кохан был покорным слугой, наедине с королем он держал себя по-товарищески и часто позволял себе делать выговоры королю.

Казимиру трудно было обойтись без Кохана Равы, хотя временами он должен был его сдерживать. Рава лучше всех был осведомлен о том, что происходило в стране, в городе, в замке и обо всем, касавшемся короля, донося ему только о том, что, по его мнению, Казимиру необходимо было узнать.

Он и Вержинек, бывший с ним в дружеских отношениях, были тайными советниками Казимира в делах, касавшихся его лично, услаждая и облегчая его жизнь и во многих даже случаях предохраняя его от неприятных происшествий.

От них ничего нельзя было скрыть; их зоркие глаза все видели, их чуткое ухо все слышало, и хотя король осыпал их своими щедротами, они его любили не из-за жадности или из благодарности, а только как человека. Они одни знали его таким, каким он был в действительности.

Подобно тому, как запах цветов не всегда соответствует пользе приносимой ими – иногда целебные травы пахнут отвратительно, как будто яд – так и слава человеческая возвышает людей не по заслугам, забывая о том, что достойно быть упомянутым.

В то время в Казимире каждый видел то, что ему хотелось видеть; даже самые близкие не знали его, как следует: ни Богория, ни Сухвильк, ни владетель Мельштина, ни Трепка, ни Вержинек, ни даже Кохан.

Каждый из них замечал только видимые ему черты этого человека как короля, барина или друга, считая, что знают его всецело. Великого и несчастного короля, обремененного думами и заботами, можно будет охарактеризовать только в будущем, судя по его поступкам. Одни его называли жадным, другие расточительным, одни – самовольным, другие –необузданным…

В данном ему насмешливом прозвище "король хлопов" видна была нелюбовь рыцарства к нему, несмотря на то, что король не урезал ни их свободы, ни их привилегии; на него были обижены за то, что он заботился о них наравне с мещанином, крестьянином, даже с евреем и не был рыцарем, а тщательно занимался администрацией. Подобно Неорже, не простившему ему изгнание лошадей из Велички, другие не прощали ему то, что он вступался за обиду мужика, требовал одинаковой справедливости для всех и радовался обогащению мещан.

Это возвышавшееся среднее сословие, рост которого вскоре должен был быть приостановлен, казалось грозным для рыцарства. Со временем король мог опереться на него и воспользоваться им в борьбе с рыцарями и дворянами. Казимир знал, как о нем судили, но он относился к людскому мнению так же хладнокровно, как отец его к встрече с неприятелем.

Он не интересовался злыми языками; не боясь ничьей мести, он никогда не изменял своего решения, встречая сопротивление и ропот толпы. Жаловались на вислицкие законы, но король их провел, настояв на своем. О своих делах он не любил говорить и иногда только что-нибудь рассказывал избранным. Если у него являлась какая-нибудь идея, он не задумывался о том, как ее примут, а исполнял то, что задумал.

Вследствие его упорного молчания, часто окружающие не могли догадаться о его решениях и о его намерениях… И опасались его.

После перенесенных бедствий от чумы, принятой и объявленной большей частью духовенства как наказание за грехи короля, после покровительства, оказанного преследуемым евреям, по получении прозвища "короля хлопов" Казимир, зная, как много у него недоброжелателей, вовсе не старался примирить их с собою. Когда Кохан высчитывал ему всех его врагов, он, покачивая головой, улыбался.

– За слова я мстить не буду, – говорил он, – если кто-нибудь совершит проступок, я не прощу и примера ради накажу… Слово – это ветер; обыкновенно те, которые много говорят, мало делают.

Поэтому он не преследовал ни Неоржу, не допуская его к себе, ни других, а ограничивался тем, что относился к ним с презрением.

На следующий день после того, как нерасположенные к королю землевладельцы, собравшись у Неоржи и откровенно высказавшись о том, что у них было на душе, по неосторожности своей были подслушаны Пжедбором, донесшим о них Кохану, последний направился в спальню короля, чтобы ему заблаговременно сообщить о вчерашнем собрании.

Король в это утро поднялся с постели измученный и, как у него часто случалось, изнемогающий под бременем жизни. После трагедии в Венгрии, расстроившейся свадьбы в Праге, после женитьбы на Аделаиде на него часто нападали моменты усталости и неудовлетворенности, когда ему все было не мило, и из такого состояния даже Кохан, знавший его ближе всех, с трудом выводил его.

В такие моменты Казимир хранил глубокое молчание, равнодушный и глухой ко всему, он тогда ничего не желал и ничем не интересовался.

Когда Казимир находился в таком удрученном состоянии, Кохан, стараясь его развлечь, отыскивал женщин, которые могли бы отвлечь Казимира от его тяжелых мыслей, приглашал к столу веселых собеседников, а когда все это не помогало, он обращался к ксендзу Сухвильку, который вселял королю какую-нибудь идею и выводил его из этого полумертвого состояния.

Так, после расстроившейся свадьбы в Праге Сухвильк вылечил короля от грусти, наведя его