Понаехали! - Карина Демина

Появился и пропал.

Никита поднял башмак и, покрутив в руках, хмыкнул. Кровь и вправду была. Всего капелька на отвороте, но… теперь она, оживши однажды, стремительно таяла.

- Сдается, я опять влез куда-то не туда, - Никита сунул башмак под кровать и покрывало расправил.

Огляделся.

И… что ему дальше делать-то?

Сто лет спала спящая красавица беспробудным сном! Немало богатырей позабавилось.

Сказки бывают и для взрослых.

Стася глядела на царевичей.

Царевичи на Стасю.

Царица на всех-то и с выражением лица преблагостным, даже довольным. Мрачная зверюга, пристроивши голову на коленях царицы, ни на кого не смотрела, ибо дремала или же делала вид, что дремлет.

- Ведьма, - с какой-то непонятною радостью произнес светловолосый богатырь, чем-то донельзя напоминавший того самого, мультяшного Алешу. Должно быть легкою придурковатостью во взгляде.

Улыбкою счастливой.

- Можно подумать, - сказал второй, который изо всех сил старался глядеться серьезней. – Ты ведьмы никогда не видел.

- Такой не видел, - возразил богатырь. И запустивши пятерню в космы, поскреб. – А ты замужем?

- Обойдешься, - рявкнула Стася, решив, что ей и без того женихов многовато.

- Я чего? Я так… спросить… а вообще… маменька! Я жениться хочу!

Кажется, этакого поворота царица не ожидала, если нахмурилась и на Стасю поглядела так, что той моментально стало совестно. Будто бы она и вправду взяла да и совратила невинное дитятко.

…ну… почти дитятко…

Это дитятко не всякая лошадь выдюжит, а оно стоит себе, знай, скалится во все зубы. И зубы-то ровные, хорошие, не скажешь, что в мире со стоматологией знакомы слабо.

- Дурное дело нехитрое, - осторожно заметила царица, поглядевши на старшего сына, который вспомнил, что он старший и грудь выпятил, плечи расправил, кудрями тряхнул… - И на ком же, дорогой?

- Не скажу, - осклабился царевич. – А то ты ругаться станешь.

- Стану, - царица почесала зверя за ухом. – Всенепременно… вот сейчас поднимусь и возьму розгу… жениться ему… поперед старшего…

- Чегой это? Я ж не дурак, - обиделся богатырь и опять на Стасю покосился. А она… что-то не так было с царевичем. А что именно, понять не выходило. – Я ж… с пониманием. Сперва Елисейка, а там уже и я… через годик-другой.

- Через годик-другой?

- Так… надо ж, чтоб невеста попривыкла…

- К чему?

- К большой радости!

Стася поглядела и согласилась, что радость и вправду неизвестную невесту ждала немаленькая, такую принять крепкий нерв надобен. Царица лишь укоризненно головой покачала.

- Дети, - вздохнула она, сложивши руки. – Елисей, старешенький мой… разумник. И маг. Наследник опять же…

Елисей поклонился, этак, преизысканно.

- Святушка… не смотри, что куражится, на самом деле вовсе он не дурачок, любит… пошутить.

Святушка потер лоб и подмигнул Стасе.

А Стася…

- Погоди, - сказала она, поднимаясь. И шагнула к царевичу, велела: - Сядь. Пожалуйста.

Добавила, чтоб уж совсем вежливо, все-таки высочайшая особа.

А царевич сел. И замер, глядя на Стасю… нет, страха в глазах его не было, скорее уж ожидание с предвкушением. Царица же – дело иное.

- Что ты…

- Паутина будто бы, - Стася осторожно коснулась блестящей ниточки в светлых волосах, не зная еще, может ли тронуть её. – Упала и запуталась… кое-где драная, но…

- Ай, - пискнул царевич, когда Стася ниточку тронула. – Больно!

И она отступила.

Царица же… нахмурилась.

- Что происходит? – произнесла она совсем иным, сухим тоном.

- Понятия не имею, - честно ответила Стася.

- Матушка, ты только… не нервничай, но… да, что-то неладное творится, - Елисей вытащил из кармана склянку, которую Стасе протянул. – Вы… не взглянете?

Склянку она взяла.

Покрутила в руках. И вернула. Если и было в ней что-то, то Стася понятия не имела, что именно.

- Скажи, матушка, а вот когда у нас Амвросий Ульянович появился? – Елисей склянку в карман убрал.

- Когда? – царица нахмурилась.

И нахмурилась еще сильнее. А потом беспомощно так сказала:

- Не помню…

- А… куда иные подевались?

- Иные?

- Целители, - терпеливо повторил вопрос Елисей. – Помнишь, их ведь много было?

Царица кивнула, но как-то нерешительно, будто сомневаясь.

- Помнишь, - Елисей подвинулся к матушке, - Скоромысла?

- Он… старый был.

- Не молодой, конечно, но не скажу, чтоб вовсе древность, - Елисей поглядел на Стасю, будто ожидая поддержки. – Когда он ушел?

- Не знаю, - царица тронула высокий лоб. – Не помню! Как… как вовсе возможно… и ученики… Хвата, помнится, он на свое место пророчил. Тот крепкий был, с бородой черной… бороду помню, а лицо… будто стерли. Почему?

- Ты у меня спрашиваешь? – Елисей переглянулся с братом. И сказал: - Надо бы его пригласить к девицам нашим.

- Кого?

- Целителя… скажем… чтобы осмотрел на предмет женского здоровья, - царевич щелкнул пальцами. – А то мало ли… благословение благословением, но вдруг какая слабой окажется? Или больной? Бывают же скрытые болезни? Ну, кроме дурости…

Свят фыркнул и отвернулся.

- А чтобы ущерба не случилось чести девичьей, то ты, матушка, рядом будешь ты и…

- Я, - тихо сказала Стася. И добавила на всякий случай. – С котиком.

- С котиками… - царица улыбнулась мягко. – Вы ведь обещали…

Никогда-то прежде, даже в те лихие годы молодые, о которых воспоминания остались далекие, тусклые, Норвуд не думал, что умрет собственной смертью.

Этакое везение редко кому выпадало.

Да и было ли везением?

С мыслью о собственной смерти он свыкся легко. Куда сложнее было свыкнуться с мыслью о проклятом бессмертии, которое, кажется, тоже подходило к концу.

…сколько ему осталось?

Сколько бы ни осталось, но… обидно, что теперь, что тогда, когда Норвуд почти-то сумел вернуться в человеческое обличье. И не только сам. Им всем обещали надежду, а он взял и… по собственной глупости.

Тоскливый волчий вой донесся издалека.