Север и Юг - Софья Валерьевна Ролдугина

мне неведомо. Если встретится по пути киморт, или эстра, или иной колдун и воспротивится воле лорги, то его надлежит казнить как изменщика и бунтовщика, не дожидаясь суда, ибо племя твоё, странник, всегда злоумышляет. А приказу тому двадцать лет. Что, – чуть повысил он голос, – и меня под землю отправишь?

Алар медленно подошёл к нему, погружённому в рыхлую почву до пояса, и подцепил острием меча под подбородок:

– А если и так. Кого мне наказать, тебя, старшего над ними, или вон их? – кивнул он на притихшую дружину. – Которые приказов слушаются и над ними не размышляют?

Командир криво усмехнулся:

– Чего ж тут судить – конечно, меня.

Вот только ресницы у него подрагивали.

«Двадцать пять лет, – подумал Алар, прикидывая. – Нет, меньше… Двадцать три? Двадцать два? Мальчишка…»

Во рту стало кисло.

Почти не глядя, он махнул мечом, вкладывая в морт стремление, которое обдумал ещё по пути сюда. Дружинники безвольно обмякли один за другим. Последним сознание оставило командира: взгляд его остекленел, и веки наполовину опустились.

– Помер? – спросил Тайра, обхватив себя руками, словно мучилась от сильного холода или боли. – И эти тоже?

– Надо больно – руки марать, – поморщился Алар. – Нет, я им память за три дня стёр. К утру очнутся, если хищники не доберутся до них, но тут уж как повезёт… Нянькой я им не нанимался.

Тут он немного покривил душой: зверьё так близко к городу не совалось, да и костры пока горели ярко, к тому же верховые гурны паслись поблизости – а они обычно своих хозяев в обиду не давали.

Так или иначе, а больше делать в лагере было нечего.

Алар убрал меч за спину, поднял Рейну на руки – её бил озноб, и дышала она рвано, но в остальном выглядела невредимой – и медленно пошёл прочь. Волнами накатывала дурнота – не то из-за потраченных сил, не то из-за ярости, которая хоть и угасла, но словно бы оставила ожоги внутри.

Было тошно.

Шли назад медленно, с передышками. К месту, где оставались гурны, добраться удалось только к рассвету. Тайра всю дорогу молчала; её тоже колотило, как хворую. Так же, без единого слова, она помогла умыть Рейну, переодеть её и уложить под два одеяла – дурман должен был выветриться сам, требовалось лишь время…

– Говори, – попросил Алар устало, приваливаясь спиной к стволу дерева, шершавому и отчего-то тёплому, как живая плоть. – Ты испугалась всё же? Я был слишком жесток? Или наоборот, недостаточно? Не беспокойся, они не станут преследовать нас – просто не вспомнят…

– Не в этом дело, – ответила Тайра, избегая его взгляда, и механически перекинула волосы, изрядно спутавшиеся за ночь, через плечо.

– А в чём?

Она посмотрела на него, словно раздумывая, кинуться в омут или подождать – а затем выпалила вдруг:

– Со мной ты тоже так, потому что мне через двадцать лет в земле гнить, а тебе жить и жить? Потому что ты эстра, а я простой человек, и моему жалкому умишке тебя не понять?

Алар честно пытался осмыслить сказанное – и не смог.

– Что?.. – спросил он растерянно. – Как – «так»?

А Тайра вдруг подалась к нему, вжимая до боли в узловатый, перекорёженный древесный ствол, обхватила ладонями лицо – и поцеловала жарко, то прикусывая губы, то зализывая укусы. Отстранилась, взглянула цепко, точно выискивая взглядом что-то лишь ей ведомое – и, развернувшись резко, убежала прочь, по склону холма, то бранясь, то запинаясь, то вытирая руками лицо.

Алар беззвучно расхохотался – сполз вниз, совершенно обессиленный: сперва гневом, затем сражением, а теперь ещё и этим…

– Вот ведь, – прошептал он, прикрывая глаза. – И вроде внимательно меня слушала, а поняла по-своему… И когда у неё началось?

Больше всего ему сейчас хотелось кинуться за ней вслед, развернуть, поцеловать в ответ – да ноги не держали.

А потом Рейна пошевелилась в своей постели – и слабым голосом попросила:

– Пить…

В себя она приходила долго и мучительно – кашляла, пыталась подняться на дрожащих руках и снова проваливалась в забытьё. К счастью, она не запомнила, что происходило после похищения: усатый дружинник с такой силой ударил девочку по затылку, что всё вокруг мгновенно поплыло, и сознание померкло…. а вернулось уже в лагере, когда командир, бранясь себе под нос, осторожно вымывал ей кровь из волос. Одеяло, которым была укрыта Рейна, тоже принадлежало ему.

– Только я всё равно зябла, – пожаловалась она тихо; её до сих пор била дрожь. – И сейчас холодно… и воды хочется…

– Скоро пройдёт, – погладил Алар её по голове. – Пей больше, с водой выходит и яд. И запоминай, что чувствуешь. Этот дурман – самая большая опасность для кимортов, если не считать небрежность в обращении с морт. Его вкус и вид, то, как он взаимодействует с твоей силой – помни всё. Так ты сумеешь избежать отравления в будущем… Но, сказать по правде, даже я – и спутник мой – не подозревал, что дурман научились использовать в курильнице, – признался он.

Ресницы у Рейны затрепетали так, словно та готова была расплакаться в любой момент.

– И что делать?

– Не бояться, – ответил он твёрдо. – Размышлять.