Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе

Более того, в августе 91-го президент РСФСР Ельцин олицетворяет собой легитимную, законную государственную власть, которая вместе с активным населением Москвы на улицах города противостоит попытке государственного переворота. Переворот затеян советскими силовиками, которые осознали реальную для себя опасность шедших в стране перемен и потому организовали путч.

Соратник Горбачева, «отец» перестройки Александр Николаевич Яковлев называл силовиков и родственную их часть советской номенклатуры «партией реванша» и предупреждал об опасности. В августе 91-го опасения Яковлева оправдались: президент СССР Горбачев отстранен от должности, объявлен недееспособным, заперт на даче в Крыму, власть в Москве захвачена.

Теперь, ретроспективно, принято говорить, что путч был подготовлен плохо, бездарно, его организаторы не пошли бы на кровь и вообще были слабаками, но хотели порядка в стране. 19 августа 91-го года так сыто и лениво не рассуждали. По воспоминаниям участника событий генерала Александра Лебедя, это была операция, которую по численности передислоцированных войск можно сравнить с серьезными учениями. Очевидна угроза в случае необходимости подавить сопротивление жителей города силами бронетехники. Во главе затеи – председатель КГБ Крючков с традиционными для этой должности представлениями о том, что целостность распадающейся страны можно сохранить силой. Тем более что экономических способов, т. е. денег и продуктов, в 91-м году уже нет. Проба этой силы уже была в Баку, в Тбилиси, в Риге и Вильнюсе. Кроме крови, силовые действия результата не дали. В Москве пошли демонстрации по полмиллиона человек против применения силы в союзных республиках. 28 марта 91-го уже в Москву вводят войска. Но на дальнейшее не решаются и выводят войска на следующий день. Крючков продолжает давить на Горбачева, склоняя его к введению чрезвычайного положения, к отказу от базовых перестроечных принципов. Идея Горбачева о подписании нового, адекватного исторической реальности союзного договора не вписывается в представления Крючкова. 20 августа 91-го, на которое намечено подписание союзного договора, – это deadline, временной предел для Крючкова. Подписания не должно быть. Поэтому путч начнется 19-го. К тому же в новой конструкции Союза не предполагалось существования КГБ в старом формате. Это значит, что легендарное и реальное могущество КГБ уходит в прошлое, а вместе с ним и исключительное положение самого Крючкова. Эти личные соображения Крючков в разговорах с Горбачевым прикрывает рассуждениями об американской угрозе и западном влиянии, сдержать которые может только КГБ. Посредством прослушки переговоров Горбачева, Ельцина и Назарбаева о новом союзном государстве 29 июля 91-го года Крючков получает информацию о намерениях отправить его в отставку. Горбачев и Ельцин, имеющие разные взгляды на события, предшествующие путчу, тут в своих оценках сходятся. Горбачев пишет: прослушка была «последней каплей». Не хочу сказать, что им – путчистам – вовсе была безразлична судьба государства. Но они отождествляли его с прежней системой и действовали, исходя в первую очередь из карьерных или даже шкурных интересов, чтобы сохранить за собой должность». Ельцин пишет: «… может быть, эта прослушка и стала спусковым крючком августа 91-го года».

Журнал «Огонек» в дни путча пишет о происходящем: «… мужчина лет сорока пяти упирается в танк и повторяет: «Все равно не проедешь, все равно». «Отойдите», – тихо говорит ему незаметного вида гражданин и тянет в сторону. «А ты кто такой?» – раздается голос из массы людей. «Я из КГБ», – произносит гражданин. «Ну и хромай отсюда!» – получает он в ответ».

Эта сцена адекватно отражает общеполитическую ситуацию на тот момент. Инициатор путча глава КГБ Крючков, его структура и те, кто пошел за ним, не имеют авторитета, они осточертели, и именно поэтому они пошли на силовое действие.

Командир «Альфы» генерал-майор КГБ Карпухин сразу после событий изложил журналистам другую версию: «В 5 утра 19 августа Крючков поручил ему арестовать Ельцина и все руководство Верховного Совета России», но он, генерал Карпухин, «с самого начала предпринимал все, чтобы не выполнять приказы руководства КГБ».

Член ГКЧП Тизяков на следствии сообщит, что Крючков и министр внутренних дел Пуго не только 19-го, но и 20 августа говорили о необходимости ареста Ельцина.

Это представляется достоверным. Потому что глава КГБ Крючков не мог не знать о той активности, которую Ельцин развернул сразу после информации о перевороте. Еще с дачи он звонит командующему Военно-десантными войсками Грачеву, связывается с Кравчуком, Назарбаевым. Звонит члену ГКЧП Янаеву – не соединяют. Звонит Горбачеву – не соединяют. Рано утром на даче видные российские политики Бурбулис, Хасбулатов, Шахрай, Силаев пишут воззвание «К гражданам России». В первый день путча, в 10 утра, в Кремле на заседании ГКЧП Крючков скажет: «Ельцин отказывается сотрудничать. Я с ним разговаривал по телефону. Пытался его вразумить. Бесполезно». Когда Крючков это говорит, Ельцин уже в Белом доме. Туда приглашены представители дипкорпуса, российские и иностранные журналисты. Ельцин просит их донести до граждан страны и мирового сообщества позицию российского руководства. На этот момент у Ельцина нет возможности общения с гражданами. Нет доступа к телевидению. Именно поэтому он выйдет на набережную, запруженную людьми, поднимется на танк и с этой высокой точки зачитает «Обращение к гражданам России» и Указ за № 59, который дает юридическую квалификацию происшедшего. Все очень четко:

До того как Указ зачитан, он одобрен Президиумом Верховного Совета РСФСР и Советом Министров РСФСР. Российское руководство в августовские дни едино и действует в правовых рамках. Более того, у российского руководства на первый взгляд вообще нет ничего, кроме легитимности, которую оно очень точно использовало. Но в стране, где традиционно пренебрежение к закону, в ситуации, когда задействованы армия, КГБ и телевидение, все могло бы по-всякому повернуться. И здесь решающим оказалось сочетание – активные, убежденные граждане Москвы в количестве тысяч ста и суперпопулярный лидер Борис Ельцин, сделавший публичную политическую карьеру. Собственно, первый публичный политик федерального уровня после долгих лет советской власти. Сейчас даже трудно представить себе степень популярности Ельцина в то время. Более того, с ним, с его очевидной харизматичностью, его фактурностью, его успешностью все связывают небывалые надежды на будущее. Стартовые условия для осуществления этих массовых надежд, надо сказать, хуже некуда.