Бомбы сброшены! - Гай Пенроуз Гибсон

Вот такими были наши враги. Надменными, жестокими и слегка спятившими. Мерзкие типы.

Лето медленно утекало прочь, и во мне начало что-то меняться. Бог знает, чем это было вызвано. Мне нравилось в этой эскадрилье. Парни были очень дружелюбными, никаких трений. Никто никому не завидовал. Они любили летать и делали это хорошо. Они также любили вечеринки и пили не хуже, чем летали. Ночные полеты — занятие очень сложное и опасное. И все-таки нервного напряжения мы не испытывали, и я чувствовал, что могу летать бесконечно. Увольнения были регулярными и частыми. Совсем недавно мы с Евой и Дейвом прокатились в Корнуолл, где наши попытки ходить под парусом вызвали усмешки всех местных моряков. Наверное, они плевались и говорили: «Может быть, ты и умеешь летать на «Спитфайре», но тебе не справиться с самой маленькой яхточкой». Это была чистая правда, и мы не спорили. Именно по этой причине позади яхты всегда болталась на буксире резиновая лодка со сбитого «Хейнкеля». Если что-то пойдет не так — у нас всегда имеется запасной выход. Словом, это был прекрасный отпуск.

Наша база под командованием Чарльза Уидцоуза просто расцвела. Он и его жена Никки прекрасно знали, как развлечь народ. Вечеринки в столовой устраивались постоянно. Никто не сердился, даже когда мой новый любимец — черный щенок-лабрадор Ниггер — позволял себе сделать лужицу на ковре. Мы отправлялись вместе в столовую почти после каждого вылета, и не знаю, кого из нас больше мучила жажда. Во всяком случае, он тоже полюбил пиво.

Мы перезнакомились со всеми местными жителями. Все старались пригласить нас вместе с женами к себе на ужин. Пиво лилось рекой. Мы пели песни и даже пытались разыгрывать любительские спектакли. Это были прекрасные деньки. Следует признаться, что я считаю этот период самым счастливым за время войны. Но в глубине души все-таки продолжал копошиться червячок беспокойства.

Вражеские бомбардировщики почти полностью прекратили свои действия, как днем, так и ночью. Фрицы лишь изредка совершали быстротечные налеты на наши прибрежные города. Как-то раз они даже отправили Ju-87, которых мы не видели со времен Битвы за Англию. Они имели неосторожность прилететь слишком рано, когда еще не полностью стемнело, и мне посчастливилось повредить два бомбардировщика. Один из наблюдателей на побережье заявил, что видел, как «Юнкерс» упал в море, но эта победа так и осталась неподтвержденной.

На наших самолетах была установлена новая аппаратура, которая позволяла садиться в туман. Боб Брахэм как-то сумел взлететь при видимости, не превышающей 300 ярдов. Я проделал то же самое, когда видимость составляла 600 ярдов, не испытав при этом никаких проблем. Нам обещали новые приборы, которые позволят сбивать вражеские самолеты даже на минимальной высоте. После нескольких тренировок мы научились уверенно обращаться с ними.

Это было здорово, но недостаточно хорошо. Именно потому дежурный по аэродрому в Скэмптоне сильно удивился, когда черный «Бофайтер» совершил неловкую посадку и отрулил к месту стоянки самолетов звена «А». Он немедленно позвонил по телефону в штаб.

Джек Кинох, который уже стал майором, встретил меня в холле. Он вернулся в строй в свою старую эскадрилью, однако очень многие знакомые лица пропали. Гиллан был переведен в истребители и его сбили в первом же вылете. «Полковник» Баркер не вернулся из полета несколько дней назад. Джекки Уитерс был убит одним из наших собственных ночных истребителей. Чарльз Кидд разбился под Манчестером. Получается, что пропали почти все старики.

В ответ на мой вопрос один из новичков, которого звали Орд, сказал:

«Дела идут гораздо хуже. Зениток больше не стало, но прожектора превращают налеты в сущий ад. Он создали целый световой пояс вокруг Рура шириной около 20 миль. Он тянется от голландского побережья до Парижа. Нам приходится пересекать его, когда мы летим туда и когда летим обратно. Мы просто не можем его обойти. Кое-кто говорит, что мы летим слишком низко, но еще никому не удалось подняться достаточно высоко, чтобы перескочить через луч. Кроме того, «Хэмпдены» просто износились».

«А как насчет целей? Вы все еще бомбите только военные объекты?»

«Более или менее. Мы, наконец, отказались от такой глупости, как возвращение с бомбами, если не обнаружена главная цель. Нам дают некую точку в центре промышленного района. Идея проста — если мы промажем по основной цели, наши бомбы все равно куда-нибудь да попадут».

«И сколько самолетов участвует в налете?»

«До 400, если цель того стоит. Можно было бы посылать и больше, если бы наши войска не вели наступление на Среднем Востоке».

«Я полагаю, вы сбрасываете до 800 тонн бомб?»

«Да, если с нами летят несколько «Стирлингов». Мы можем доставить в Рур 3000 фунтов, так как должны брать больше бензина».

«Нормально! А как меткость?»

«Терпимо. Некоторые самолеты имеют фотокамеры и снимают результаты бомбежки. Если учесть помехи от прожекторов, ложные цели и, разумеется, зенитки, точную атаку выполнить почти невозможно, если только не светит яркая луна. Нам также сильно мешает погода. Если мы хотим чего-то добиться, приходится спускаться под облака, но там так темно, что мы не видим точку прицеливания. Чаще всего выбрасываем бомбы где-то в радиусе 10 миль от цели».

«А что делают фотокамеры?»

«Ну, прежде всего лишь немногие самолеты их имеют. Мы несем их по очереди. Планировалось с их помощью выявить лучшие экипажи, которые должны будут сбрасывать зажигательные бомбы на цель. Это облегчило бы прицеливание остальным. Но фрицы и здесь нашли выход. Они зажигают фальшивые огни, которые выглядят точь-в-точь, как наши маркеры, только расположены в нескольких милях от цели. Я брал на борт эти камеры, но результаты оказались не слишком. Кое-кто, снимая атакованную «цель», потом обнаруживал, что снято чистое поле. Со мной произошло то же самое».

«Но снимки показывают, что бомбы-то вы сбрасываете точно?» — спросил я.

«С отклонением в несколько сот ярдов. Когда ты нажимаешь кнопку, маркер идет в ту же точку, что и бомбы. Он взрывается на высоте 3000 футов и освещает местность. Затвор камеры должен сработать именно в этот момент. В теории это выглядит очень просто».

«Я полагал, что фотокамера, установленная на самолете, не только увеличит точность бомбометания, но и послужит доказательством того, что экипаж выполнил атаку», — вставил мой наблюдатель.

Пилот бомбардировщика ответил:

«Так должно происходить. Но возникают технические сложности. Однако яйцеголовые усердно работают. Нам нужны новые самолеты. Эти старые «Хэмдены»…»

Мы беседовали час или два, а затем вышли к летному полю, чтобы проводить уходящих в полет парней. Все было, как прежде. Самолеты по-прежнему подпрыгивали на большом холме посреди аэродрома и оказывались в воздухе раньше времени, словно кто-то давал им пинка в зад. Все так же свободные пилоты толпились у взлетной полосы и махали руками. Наш победный наступательный дух сохранился полностью.

Потом я залез в свой черный «Бо», который выглядел несколько странно среди громоздких бомбардировщиков, дал газ, и мы отбыли.