Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результатом применения этой испорченной вакцины, как утверждали некоторые, стало ятрогенное заражение (болезнь, вызванная последствиями медицинских процедур) неизвестного числа жителей Центральной Африки болезнью, позже ставшей известной как ВИЧ-1. Согласно этой идее, ставшей известной как «теория ОПВ (пероральной вакцины от полиомиелита)», один-единственный безрассудный ученый заразил СПИДом континент, а потом и весь мир.
Теория ОПВ приобрела широкую известность в 1992 г., когда журналист-фрилансер Том Кертис описал ее в длинной статье для журнала Rolling Stone. Статья Кертиса вышла под названием «Происхождение СПИДа: поразительная новая теория пытается ответить на вопрос “Деяние ли это Божье или дело рук человеческих?”» Некоторые ученые раздумывали над этой идеей и раньше, но об этом было мало что известно, и один из них познакомил с ней Тома Кертиса. Когда Кертис начал искать информацию, некоторые светила науки просто отмахивались от его вопросов, что говорило лишь о том, что теория, вполне возможно, действительно заслуживает внимания. Кертис даже добился довольно грубого ответа от главы Глобальной исследовательской программы ВОЗ по СПИДу, доктора Дэвида Хейманна: «Происхождение вируса СПИДа сейчас не представляет научного интереса»[215]. Он также процитировал слова другого эксперта, Уильяма Хэселтайна из Гарварда: «Это отвлекает внимание, это непродуктивно, сбивает с толку публику и, как мне кажется, лишь вводит в заблуждение, а не помогает найти решение проблемы»[216]. После публикации статьи юристы Хилари Копровского подали в суд на Кертиса и Rolling Stone за клевету, и в журнале выпустили «уточнение», где признавали, что теория ОПВ и роль Копровского являются всего лишь гипотезой, не подкрепленной данными. Но, хотя с Rolling Stone в конечном итоге справиться удалось, английский журналист Эдвард Хупер ухватился за теорию ОПВ и сделал ее расследование делом всей своей жизни, не дав ей исчезнуть в забвении.
Хупер потратил несколько лет на расследование темы, работая с потрясающим упорством (хотя временами ему и недоставало критического взгляда), и в 1999 г. выпустил книгу на тысячу страниц под названием The River: A Journey to the Source of HIV and AIDS («Река: путешествие к источнику ВИЧ и СПИДа»). «Река» Хупера была метафорой: она символизировала течение истории, потоки причин и следствий, от маленького истока до океана последствий. В прологе он рассказал о путешественниках викторианских времен, которые искали истоки Нила. Где начинается великая река – на озере Виктория, у Рипонских водопадов, или же у нее есть другой, неизвестный исток вверх по течению? «Споры по поводу истоков Нила, – писал Хупер, – странным образом напоминают другие споры полтора века спустя – долгие, непрекращающиеся дебаты по поводу происхождения СПИДа»[217]. Викторианские путешественники были неправы насчет истоков Нила – и, по словам Хупера, так же неправы и современные эксперты насчет начальной точки пандемии СПИДа.
Книга Хупера была огромной, очень подробной, с виду разумной, очень утомительной для чтения, но завораживающей в своих утверждениях, и она сумела привлечь к теории ОПВ внимание широкой публики. Некоторые исследователи СПИДа (в том числе Филлис Канки и Макс Эссекс) уже давно знали, что загрязнение вакцины вирусом иммунодефицита обезьян, попавшим в клетки мартышек, является, по крайней мере, теоретически возможным объяснением; они даже провели анализ линий клеток, используемых для производства вакцин, и не обнаружили никаких подобных проблем. Хупер, по примеру Тома Кертиса, превратил эту идею из предположения в прямое обвинение. Его широкая река информации и пароход аргументов так и не доказали основного утверждения, – что вакцина Копровского была сделана из клеток шимпанзе, загрязненных ВИЧ. Но его работа все же указывала на возможность, что вакцина могла быть сделана из клеток шимпанзе, которые могли быть заражены.
Но потом возможности уступили место фактам. Что произошло в действительности? Где доказательства? По призыву выдающегося эволюционного биолога Уильяма Хэмилтона, который считал, что теория ОПВ заслуживает серьезного расследования, Королевское общество устроило специальное собрание в сентябре 2000 г., чтобы обсудить тему в широком контексте. Хэмилтон был высокопоставленной фигурой, его любили и уважали; его ранние работы по теории эволюции легли в основу книг Эдварда Уилсона «Социобиология» и Ричарда Докинза «Эгоистичный ген». Он уговорил Королевское общество беспристрастно рассмотреть теорию ОПВ. Эдварда Хупера, пусть он и не был ученым, пригласили произнести речь. На собрание также прибыл Хилари Копровский, а также целый ряд ведущих исследователей СПИДа. Самого Уильяма Хэмилтона, однако, к тому времени уже не было в живых.
Он неожиданно умер в марте 2000 г. от кишечного кровотечения, заболев малярией во время исследовательской поездки в Демократическую Республику Конго. В его отсутствие коллеги по Королевскому обществу обсудили широкий круг вопросов, связанных с происхождением ВИЧ и СПИДа. Теория ОПВ была лишь одной темой из многих, хотя подразумевалось, что именно она стала определяющей для всей повестки дня. Подтверждают ли имеющиеся данные молекулярной биологии и эпидемиологии теорию загрязнения вакцины или опровергают ее? Из этого вопроса следовал другой: когда ВИЧ-1 впервые попал в человеческую популяцию? Если самые ранние случаи заражения случились раньше 1957 года, то они никак не могли стать результатом клинических испытаний вакцины Копровского. Решающим доказательством могли стать архивные положительные анализы на ВИЧ.
Вот почему образец DRC60 покинул Киншасу. После собрания Королевского общества один из участников, бельгийский врач Дирк Тёвен, вспомнил о ссылках на ранние патологические исследования в Конго, которые видел в архивных докладах из колониальных медицинских лабораторий. Тёвен выдвинул идею – и поделился ею с другими делегатами, – что ВИЧ-1 можно будет найти в тканях, которые хранятся в старых парафиновых блоках. Его предложение встретили со скептицизмом; собеседники сомневались, что хоть какие-то следы вируса могли пережить десятилетия тропической жары, простых условий хранения, административных переворотов и революций. Но Тёвен оказался упорным. Он нашел себе союзника, высокопоставленного конголезского бактериолога Жан-Жака Муйембе, и, получив одобрение от Министерства здравоохранения, Муйембе начал свои поиски. Он поехал в Университет Киншасы, осмотрел склад за синей шторой, упаковал 813 парафиновых плиток с образцами в обычный чемодан и привез их в Бельгию во время следующей служебной командировки. Там он передал трофей Дирку Тёвену. Тёвен, согласно предварительному договору о совместном исследовании, отправил образцы Майклу Воробью в Тусон.
Две линии нашего рассказа снова соединяются вместе. Воробей в